Она что-то кричала Веронике, и сама не понимала собственных слов. Скорее, это были женские угрозы, лютая женская ревность и лютая женская ненависть. Вероника отвечала на ее выкрики, пытаясь владеть собой. Но это получалось с трудом, ибо раж, в который вошла Истровская, начинал действовать и на нее.
Валентин залез в ванну, а Юлия вышла в прихожую. Услышала крики во дворе. Подошла ближе к входной двери, прислушалась.
Голос Истровской визгливо вызванивал:
– Не дотрагивайся до Павла, я уничтожу тебя и твоего мужа, если ты не послушаешь меня! Не подходи к Хавину на пушечный выстрел. Я отдам его тебе, когда сама попользуюсь!
– Ты бы у него спросила сначала, чего хочет он! – отвечала Вероника.
– Я никогда не спрашиваю мужиков!
– Ты слишком самоуверенна.
Истровская сделала длинную паузу, после которой разнеслось:
– Я вижу вас с Константином насквозь! Это он подкладывает тебя под Хавина! Я знаю, как он добивается результатов в своем бизнесе, ты у него, как шавка, под кого положит, под того и ложишься! Под кого последний раз ложилась? Под Печаева, когда твой муж объединял с ним бизнес? И дочь свою подложила под его сына. Ничем не брезгуете, негодяи!
– Не говори чушь! – в голосе Вероники появилось недовольство. – Не смей!
Девушку поразили утверждения Аллы. Она не могла поверить, что такое возможно в семье родителей. Конечно же, это полнейший бред. Злой наговор. Но тогда почему Хавин очутился в этом доме, в постели матери? Случайности здесь не может быть. У Юлии стал распухать мозг. Подумала: а вдруг Истровская знает, о чем говорит? И снова прислушалась. Голос Истровской звенел натянутой струной:
– Твой муж хочет деньги выцыганить у Павла, поэтому и кинул тебя, как наживку! А вот мне не нужны деньги Хавина, я хочу заарканить его самого!
– Умерь свой пыл, Алла, ты слишком агрессивна, – примирительным тоном произнесла Вероника.
Но Истровская не собиралась примиряться с Вероникой:
– Это ты подкатываешь тихой сапой. А мои намерения всегда открыты! Где Павел? И не говори, что не знаешь! Я вижу, что ты врешь, паразитка! – снова разъяренно взвизгнула она.
И здесь Вероника прервала Аллу, как будто ее задели за живое, Юлия услышала резкий выдох матери:
– Убирайся вон из моего дома! Чтобы ноги твоей тут больше никогда не было! Не хочу слышать тебя!
– Ах, ты не хочешь меня слушать?! – задрожала в ответ Истровская. – Нет, придется послушать, дорогуша! Знай, твой мужик не раз спал со мной! Не понравился он мне! Груб и тяжел, как бревно, с места не сдвинешь! Хорошо понимаю, почему ты под других мужиков охотно ложишься, потому что спать с таким, как твой муж, это одно наказание. Кстати, Печаев тоже был в моей постели! И Хавин – будет, скоро будет! Не мешай мне, Вероника, я ни перед чем не остановлюсь!
У Юлии подогнулись колени, казалось, ноги переставали держать ее. Уже трудно было не верить словам Истровской, ибо мать вела себя довольно странно, вяло протестовала напору Аллы. Дочь хотела увидеть ее лицо, посмотреть в глаза.
Выходит, их семейная идиллия это просто обман, ложь, которая длится годами, изо дня в день. А она верила, что выросла в идеальной семье, и переживала, что у нее не получалось идеальной жизни с Валентином. Но выясняется, что получиться и не могло, потому что ее брак с Валентином Печаевым это просто часть бизнеса отца.
У Юлии все внутри взбунтовалось. Особенно когда она услышала последние слова матери:
– Не лезь мне в душу, Алла. Моя жизнь это моя жизнь. Уходи.
И девушка окончательно поверила словам Истровской. Безусловно, мать не могла сопротивляться железной воле отца, она всегда была беспомощна перед ним, неизменно подчинялась всем его требованиям. Стало быть, была бы не в силах отказаться лечь под кого бы то ни было, когда этого хотел отец.
Культ отца в семье неоспорим. Дочь с малолетства боялась его. Страх в ней жил постоянно, но все услышанное теперь оборачивало этот страх в протест. Боже мой, как же она ничего не видела, не понимала, даже мысли такой не допускала? Оказывается, все вокруг пронизано ложью, она жила рядом с неправдой, была внутри нее. Дом, родительская семья, муж – большой обман.
И вот разом все обрушилось. Исчезла опора жизни. То, за что она цеплялась как за стержень, оказалось мифом.
Юлия не видела, как Истровская стремительным вихрем унеслась за калитку, но почувствовала это. Почувствовала, что мать за дверью с трудом приходит в себя. И ощутила внутри себя разгорающийся бунт.
Вероника наконец успокоилась и шагнула в дом. И сразу на пороге наткнулась на дочь.
– Разве так можно жить, мама? – в лоб спросила Юлия.
Мать, конечно, могла бы сейчас отрицать, и она чувствовала, что должна все отвергать, чтобы оставить в душе у дочери иллюзию семейного благополучия. Но у нее не поворачивался язык на новую ложь. Она была унизительна, как унизительна вся ее жизнь. Вероника вздохнула и ничего не произнесла в ответ.
А Юлия захлебнулась, будто от сильного удара под дых:
– Как так можно жить?! Как?! Это по́ шло! Это ведь и мой позор, мама!
Вероника не узнавала лица дочери, оно было непокорным, чужим.
Юлия выпихнула из себя с отвращением:
– Ты все убила, мама. Я не хочу больше знать отца.
У Вероники не было сил, чтобы успокоить дочь. Да и вряд ли это удастся. Перед нею стояла не прежняя Юлия, которая всегда внимала ей, как завороженная. Это была другая Юлия, которую мать еще не знала. Вероника не защищалась, она просто обняла дочь и прижала к себе. Юлия не оттолкнула, хотя в ней билась мощная сила сопротивления. Обе стояли и молчали.
Из ванной вышел Валентин. Он был свеж, чист и причесан. Увидел у входной двери Веронику и Юлию. Подошел и кашлянул, давая знать о себе.
Юлия оторвалась от матери и посмотрела на мужа холодными глазами:
– Помылся? – спросила и грубо выплеснула: – А теперь убирайся!
– Ты что, Юлия? – оторопел Валентин.
– Уходи! Уходи навсегда! – отрезала Юлия, и лицо ее покраснело. – Никогда не возвращайся! – Схватила его за плечи и вытолкала за дверь. Светлые волосы на ее голове растрепались, резкими движениями она отбрасывала их назад и, как заведенная, повторяла: – Уходи! Ты мне не нужен! Никогда не нужен! Совсем не нужен!
Валентин растерянно оглянулся на тещу, ища ее помощи:
– Вероника Борисовна, – но поддержки в глазах Вероники не встретил.
Та опустила голову, произнесла:
– Да, Валентин, да. Делай, как она говорит.
У Валентина перехватило дыхание, он пытался что-то
