его ко мне рукоятью, хладнокровно протягивает со словами:
— Это ты не понял, «муж», — произносит, словно льдом окатывает. — Я не собака и не твоя рабыня. Я никогда не буду ею, лучше сразу убей и решишь все проблемы. Так или иначе, но сегодня я отсюда уйду — живой или меня вынесут вперед ногами, но будет так, как я сказала.
— Не пугай меня, девочка, я тебе не зеленый пацан, и я сказал «нет»!
— Тогда, как только ты уйдешь, я убью себя! — вот теперь появляется сила в серых глазах. — Это не бравада, так и будет, — ледяным тоном предупреждает. — Ни ты, ни отец, больше не станете мной командовать. Надоело!
И как я раньше не замечал, какой у нее стальной взгляд. Такой же, как у Корнеева. Она копия своего отца и сделает это. Сделает! И тогда старый сукин сын не пощадит никого… останется только пепел.
Я отпускаю ее руку, отталкивая от себя.
— Будь ты проклята, Мышь!
Она отшатывается, но упрямо поджимает губы.
— И тебе того же, Борзов!
Глава 9
Боксерский клуб «Двурукий Джеб» давно стал моим главным пристанищем. К черту женушку! Я срываюсь из дому в клуб на мотоцикле и целый день боксирую — освобождая голову от лишних мыслей. Работаю с грушей яростно, жестко, как привык, выбивая из себя злость и концентрирую внимание на «мнимом» сопернике. Увеличивая скорость, не щадя себя и не думая. Ни о чем.
Не давая себе думать, мать твою!
Через две недели у меня закрытый бой, на кону стоят хорошие деньги, а в деле завязаны серьезные люди — бой будет идти до нокаута, до победы одного из бойцов — здесь ставки предельно ясны. И, зная, кто мой соперник, я превращаюсь в машину. В Ярого — лучшего бойца миксфайта. В того, чье имя на слуху и с кем считаются.
Считаются, к гребаным монахам, не в пример Мыши!
Я боксирую, заставляя силу вновь и вновь закипать в крови и выплескиваю ее из себя ударами. Работаю до потери ощущения времени, до боли в кулаках и мышцах. До того момента, когда пот застилает взгляд, и я уже готов упасть от усталости…
Ребята в клубе сторонятся меня, и правильно делают. Конечно, они в курсе, чей я теперь зять, и видят, как я этому «рад». Теперь стена между нами выросла еще больше, а глотки в нужных кругах стали брехать чаще. Пусть! За это я спрошу с каждого, когда придет время.
Серова нет почти весь день. Он появляется в «Двуруком Джебе» ближе к вечеру. Войдя в зал, унылый и молчаливый, здоровается, как побитая дворняга. Подойдя к площадке ринга, свешивает руки на канат и ждет, когда я закончу серию ударов. И только когда останавливаюсь, бросает мне со злостью:
— Чертов ты сукин сын, Ярослав. Чувствую себя полным дерьмом! Так хреново мне еще не было. В следующий раз пользуй шлюх без меня, я пас.
С виска стекает пот, и я утираю его кулаком.
— Что, яйца болят? — спрашиваю, едва разжав стиснутый рот. — Или совесть замучила?
— Не поверишь. Стыдно перед твоей женой.
Я смеюсь. Зло. Разворачиваюсь к тяжелой груше и выбиваю дух — из нее или из себя, разницы нет. Я должен выбить все дерьмо и собраться. Расшатать прутья клетки, чтобы освободиться. К черту Мышь, к черту строгач! Никто и никогда не получит душу Ярослава Борзова. Все, чего я сейчас хочу — это почувствовать себя лучше. И у меня получается.
Я возвращаюсь домой поздно, измотав себя тренировкой, но жены в доме нет, а у ворот нет ее пса — человека Корнеева. В холле меня встречают тишина и мрак, так что приходится самому включить свет и выматериться.
В гостиной по-прежнему не убрано, и я пинками навожу порядок. Деду, увидь он следы ночной оргии, это не понравится, и я невольно думаю, что Мышь права — это больше его дом, чем мой. До сих пор я просто жил с ним, так было удобно.
Убрать не получается, ну и к черту! Завтра прикажу девчонке вызвать клининговую компанию и посуетиться здесь. Раз она моя жена — пусть напряжется, с такой спицей в спине не переломится. Теперь это ее забота, содержать дом в порядке. А пока пусть еще посмотрит на то, как я провел брачную ночь. И запомнит, что ее ждет.
Я голоден, как зверь, что сидит во мне. Пройдя на кухню, достаю из холодильника первое, что нахожу, закидываю в себя и иду спать. Засыпаю мгновенно, так и не додумав до конца мысль:
«Где, к чертовой матери, шляется моя ненаглядная?»
Но оставив дверь в спальню открытой.
***
Утром меня будит запах кофе, по-сочному крепкий. Я давно уже сплю без снов, вот и сейчас, втянув носом приятный запах свежемолотых зерен, открываю глаза и сажусь в постели. Провожу тяжелой ладонью по лицу, прогоняя остатки сна и вспоминая в каком дерьме оказался. Кто отныне хозяин моей жизни и причина моего настроения.
Мышцы во всем теле после вчерашней тренировки каменные, и сначала горячий, а следом за ним холодный душ, помогают окончательно проснуться.
Из зеркала на меня смотрит Ярый — тот, каким я привык себя видеть — высокий, темноволосый тип с жестким ртом и черным взглядом, а теперь пришло время познакомиться и новоиспеченной женушке.
Она на кухне — я слышу звук работающей кофемашины и негромкие шаги. Иду навстречу им босиком и вхожу в кухню в одних боксерах — менять свои привычки и комфорт я не намерен.
Марина стоит у окна, с чашкой кофе в руках, и смотрит на улицу.
Там во дворе резвятся воробьи, занимая если не ее мысли, то уж внимание, и я неожиданно для себя, застав ее вот так, вновь удивляюсь тому, как молодо она выглядит — словно студентка, непонятно как оказавшая на чужой кухне.
На ней широкий джинсовый комбинезон, зато под ним водолазка, и мой взгляд нехотя цепляется за стройные лопатки — отнюдь не тощие, как я ожидал. И гордый, прямой профиль.
Черт. Корнеевское отродье!
Она слышит меня и поворачивает голову. Смотрит, но ничего не говорит. Ладно, скажу сам. Я же теперь, твою мать, как-никак ей муж.
— Ну, привет, Мышь. Надеюсь, ты ночевала дома? — привычно рычу, не собираясь с ней нежничать. — Где ты была вчера? Какого лешего
