поджимает губы Мария Павловна. Зато больше ничего не спрашивает, только бросает вслед нам любопытный взгляд.
А я иду по ступеням на автомате, но чувствую, как внутри все закипает.
— Что ты сейчас имел в виду?
— То, что ты слышала. Завтра поедем ко мне, — звучит совершенно невозмутимо.
— Зачем? — мой голос звенит от возмущения.
— Посмотришь на свое будущее жилище. Только не надо впадать в истерику. Время на шок, осознание ситуации и ее принятие, я тебе дам.
— Максим! — гневно начинаю я.
— Тихо! Шок лучше переживать молча! Давай ключ от квартиры, я пока сумки занесу, руки помою, борща поем, а потом послушаю все, что ты мне захочешь сказать!
— А может кастрюлю на голову?
— Нет, не стоит разбазаривать ценности.
— Не ругайтесь! — требует Настя. — Мама, ты же добрая вообще-то. Что ты все время кричишь на Максима!
— Да я не кричу, — растерянно смотрю на дочь.
— Вот и не кричи! Давай ключи!
Максим уплетает вторую тарелку борща, Настя трескает пиццу и только мне кусок в горло не лезет.
— Олеся, — хмурится Максим, — если ты сейчас же не поешь, придется кормить тебя насильно! Ты лекарства пьешь! На голодный желудок этого нельзя делать! Ты же взрослая, должна понимать!
— Я ем! — лениво ковыряю в тарелке.
— Тебя с ложки покормить?
— Не надо!
— Все, я поела! — Настя вытирает салфеткой перепачканную мордашку. — Пойду Олафа теперь покормлю!
— Иди, зайка, иди.
Она убегает, Макс тоже отодвигает от себя пустую тарелку, блаженно откидывается на стуле.
— Спасибо за гастрономический оргазм!
— А? — поднимаю удивленные глаза.
— Ну, традиционного оргазма ты меня сегодня лишила, спасибо хотя бы за гастрономический!
— Пожалуйста! — фыркаю я.
— Обещаю вернуть должок традиционным! — подмигивает мне.
Краска тут же бросается в лицо, я мысленно улетаю в тот самый момент, на котором нас прервал доктор. Нет, нельзя раскисать, иначе, я сейчас растаю, как мягкое мороженое.
— Тебе пора, — голос дрожит.
— Нет! Это тебе пора. Кончить пару раз. Ты сразу перестанешь сомневаться, нервничать, бояться.
— Не понимаю, как это связано?
— На-пря-му-ю! — растягивает Макс слова, обворожительно улыбаясь. Я зависаю на его губах, вспоминаю наш поцелуй. — Я бы мог долго объяснять, но предлагаю продемонстрировать на практике.
Выныриваю из этого эротического морока, вспыхиваю тут же.
— Знаешь что! Иди…
— Нет, — перебивает, — не надо отправлять меня проверять эту теорию на других. Олесь, я понимаю, что наверное слишком давлю на тебя, что тебе было бы привычней, если бы мы двигались очень медленно. Сначала робкие свидания, театры, кино, вздохи, томные взгляды. Через неделю первый поцелуй, через месяц первый страстный поцелуй, так глядишь, через полгода и до кровати доберемся. Но мне же не семнадцать, да и ты уже давно не девственница. Я не привык тормозить. Я и так позволяю тебе слишком многое. Будь моя воля, мы бы этот борщ ели уже на моей кухне.
— То есть это ты еще тормозишь! — поражаюсь я. — А если нет, это как? Сначала секс, потом спросишь, как зовут?
— Ты не путай, Олесь. Если цель — секс, можно имя вообще не спрашивать. Но это не твоя история.
— А может, я вообще не твоя история?
— Так, женщина! Замолчи! Иначе мы сейчас опять договоримся!
— Почему ты вернулся, кстати? Сегодня днем ты был очень решительным.
— Я вспылил. Каюсь. Хоть от своих слов и не отказываюсь. Правду тебе сказал, даже если она и оказалась не самой приятной.
— Так вот я тогда тебе тоже правду скажу. Можешь считать меня кем угодно, но я не привыкла менять свою жизнь на таких скоростях! И особенно меня смущает, что я о тебе ничего толком не знаю, кроме имени.
— Наконец-то! — взмахивает он руками.
— Что? — не понимаю я.
— Наконец-то я вижу в тебе желание узнать обо мне побольше, а не сплошное сопротивление. Все, завтра поедем знакомиться поближе!
— Отлично! Тогда до завтра! — встаю из-за стола.
— Ты даже не пожелаешь мне спокойной ночи? — провокационно выгибает бровь.
— Пожелаю. На пороге!
— На пороге, так на пороге! — вздыхает Макс.
— Мам! Мама! — зовет меня из своей комнаты Лисичка. — Иди скорее сюда! У меня тут кое-что приключилось!
— Что еще такое! — соскакиваю и бегу в ее комнату.
А тут очередной погром! Олаф снова сбежал из клетки, перевернул воду, в которой Настя полоскала кисточки с краской, грязная вода разлилась на стол, залила Настины вещи, лежащие на стуле, да и сама Лисичка теперь вся в крапинку.
— Мамочка, я нечаянно! — звучит стандартная фраза, подкрепленная фирменным жалобным взглядом малышки.
Делаю тяжелый вздох, и начинаю уборку. Увожу Настю в ванную комнату, отмываю мою маленькую разбойницу. Потом укладываю ее в кровать, читаю сказку, желаю спокойной ночи, целую перед сном мою крошку и покидаю ее спальню.
Выхожу, понимаю, что Максима не слышно. На кухне замечаю вымытую посуду, а его самого нет. Видимо, не дождался меня и ушел сам.
Может, обиделся опять? Пусть так, но я не могу себе позволить легкомысленно упасть в его объятия!
Пока размышляю над водоворотом событий сегодняшнего дня, готовлюсь ко сну. Принимаю быстренько душ, чищу зубы, переодеваюсь в любимую пижаму.
Захожу в гостиную, собираясь расстелить диван для сна, и застываю…
Диван разложен, застелен чистым бельем, а на нем вальяжно развалился полуголый мужчина, едва прикрытый одеялом.
Глава 14
Рассматриваю внимательнее открывшуюся моему взору картину.
Как хорошо, что Макс заснул, иначе, уверена, уже лежала бы я распластанная на диване под ним.
От этой мысли становится жарко. Взгляд невольно скользит по изгибам сильного мужского тела.
Красив, зараза!
Практически обманом забрался в мою постель и развалился тут хозяином на весь диван, как хищник.
Безумно хочется прикоснуться, погладить этого зверя, почувствовать тепло кожи, втянуть его запах.
Я делаю несколько маленьких шажков к дивану, стараясь двигаться бесшумно.
Кровь стучит в висках, здравый смысл, надрываясь, зовет бежать, пока этот хищник спит, но ноги не слушаются.
Неведомая дьявольская сила тянет вперед. Наклоняюсь…
Невесомо убираю прядь волос с его лба, рассматривая расслабленное лицо, густые ресницы, губы, покрытый легкой щетиной подбородок. Спускаюсь взглядом ниже, зависаю рукой, не решаясь прикоснуться, но жадно рассматриваю все детали, сильные руки, грудь, мышцы пресса, пупок, дорожку волосков, уходящую под одеяло…
Прикрываю глаза, пытаясь выровнять дыхание, разум топят горячие картины, сознание легко дорисовывает то, что скрыто.
Это наваждение какое-то. Древнее пиратское проклятье!
Да-да, Олеся! Желание — это самое древнее, первобытное проклятье, и если ты продолжишь пялиться на этого мужика, то закончится все так, как ты себе уже нарисовала, когда сегодня принимала душ.
Беги, Олеся! Быстро! Пока можешь!
Начинаю вставать с дивана,