Теперь я с жадностью изучала мужскую спину. Пыталась найти подтверждение своему ошибочному узнаванию, но только сильнее притягивалась к нему. Неосознанно — как тянется слепой котёнок к запаху молока.
Бывает, смотришь на человека — и глазами выделяешь его из тысячи, потому что в его движении, в коротком повороте головы, в том, как пальцы обхватывают бокал с «полыньим штормом» и даже в том, как вздымается его грудь при дыхании, видишь самый близкий на свете образ.
«Это — он,» — подал голос Каас, приглушённый тканью пышной юбки.
— Это — не он, — вслух сказала я и тихо двинулась по кругу, чтобы заглянуть незнакомцу в лицо.
Которое, как назло, оказалось скрыто под маской. Такой же чёрной, как его волосы и руки. Мужчина резко развернулся — и в этот момент, вглядываясь в хищный профиль зловещей маски, я вдруг отчётливо поняла, что это не мой ментор. Что сознание снова и снова играет со мной полюбившуюся злую шутку, которая каждый раз работает безотказно. А я, как глупая и доверчивая кукла, легко поддаюсь на эти игры разума, позволяя эмоциям управлять собой. Даже не пытаясь рассмотреть под высоким воротником чёрного паука, я резко развернулась и почти наощупь двинулась прочь — вниз по каменной лестнице, ведущей прочь от террасы.
На высокой стене по правую сторону то и дело вставали тени, но я не остановилась. Наоборот — ускорила шаг, перепрыгивая через ступеньку. В воздухе праздничной ночи разливалось больше не волшебство — мистика и тревога. Я бежала прочь от своего главного страха, не позволяя ему снова завладеть мной. По мере спуска влажная духота сменилась зимней прохладой, и это отрезвило разум. Потянуло сыростью и снежным холодом.
Я с разбегу припала к резным воротам, запутавшись в платье и тряхнув выбившимся прядями. Сорвала маску, глотая морозный воздух, как исцеляющий эликсир. По ту сторону ограды сверкнула подмёрзшая гладь озера — спокойного, тёмного. Похожего на Фарелби. Отчего-то впервые за всё время захотелось домой.
И ещё захотелось… О, Ревд, просто до рези в глазах, до острой боли в сердце захотелось увидеть Джера! Так сильно, как никогда раньше. Прямо сейчас, немедленно, чтобы он оказался рядом. Больше всего на свете, больше, чем могущества или победы над Иверийским гнётом, больше самой отчаянной мести. Кажется, в этот миг я променяла бы всё на свете только за то, чтобы…
— Юна? — раздалось сзади.
Я прикусила губу и посильнее стиснула сумку, ощущая сквозь пушистую ткань очертания бестолкового, нелепого хоботорога. Три вдоха по три секунды. Это всё вино. Я перебрала с хмельным напитком и поддалась чувствительности. Стоило взять себя в руки и вернуться в реальность.
Я обернулась и задрала голову к крепкой фигуре мужчины в самом начале лестницы. За спиной его цвет и свет заливали пространство террасы, мелькали люди. Отсюда, из темноты, я могла бы и его принять за ментора, пожалуй.
— Господин ищет тебя, — сообщил Тать.
— Я иду, — устало выдохнула я и подняла юбки, чтобы взобраться обратно в пекло маскарада лицемерия.
Дурацкие юбки! Ненавижу платья! Всегда знала, что дамская одежда — сплошные ограничения и неприятности. Ещё и маска эта… Глупости. Так и не надев обратно лисью морду, я просто выкинула её в мокрый сугроб. Всё равно не умею притворяться. Ещё и сумку с хоботорогом хотела выбросить следом, но всё-таки пожалела.
— Гостей в этом году будет развлекать менестрель, — Тать сжал мою ладошку и дёрнул так, что я чуть не пропахала носом побитые замшелые ступени. — Гений Тибрийский. Слышала когда-нибудь?
— Ооооо, — улыбнулась я внезапной догадке, порадовавшись тому, что могу отвлечься. — Много, много, много раз.
— Серьёзно? — недоверчиво скривился Тать.
— Обожаю его, — поведала я чистую правду.
— Никогда бы не подумал, что ты разбираешься в музыке, — голос Демиурга зазвучал совсем рядом.
Создатель ждал у ограды. Довольный, расслабленный и таинственный. Так и не скажешь, что всю ночь провёл на ледяном острове и нервном напряжении. Я даже позавидовала его умению держать себя и не выдавать усталости.
— Я ещё смогу вас удивить, — пообещала я.
Татовский буквально сдал куклу Юну Горст с рук на руки — видимо, всё-таки получил задание следить за мной на празднике. После мозолистой, сухой и горячей ладони Татя прикосновение прохладных пальцев Демиурга показалось изысканной лаской. Он нежно прошёлся кончиками пальцев по моему запястью, как всегда, не придавая большого значения прикосновению. Но я отчего-то вздрогнула. Должно быть, слишком впечатлилась недавним видением и общей атмосферой торжества.
— Идём, — господин взял меня под руку и повёл сквозь толпу.
Я покорно двинулась рядом, подстраиваясь под его шаг. Во все стороны завертела головой, стараясь найти того кровавого мага в толпе, но тщетно. Вот темноволосый мужчина в белой сорочке, но ниже ростом и толще. У столика с пирамидой бокалов ещё один брюнет с почерневшими руками наслаждается десертом. Не тот. Ещё один, схожего роста и образа, веселит стайку торжественно-нарядных масок. Тоже не похож.
Увлекшись, я не заметила, как мы пересекли площадь и остановились ближе к притихшему оркестру — в тени беседки, увитой розами. Вид отсюда открывался не самый удачный, но зато пышный куст с нежными бутонами служил отличным укрытием. Запах роз впился в ноздри, уже привычно вызывая знакомую дурноту. Я уткнулась носом в мужское плечо, чтобы заглушить навязчивый аромат. Демиург от неожиданности отпрянул — посмотрел удивлённо и как-то… с недоумением. Но потом воспользовался положением и деликатно приобнял меня за талию.
— …из самой столица Квертинда! — донёсся голос Марианны из-за спин собравшихся в круг в гостей. — Великий король баллад и повелитель слова, Гений Тибрийский!
Явление барда поддержали весьма сдержанными аплодисментами, чему он ни капли не смутился. А я от приятной встречи захлопала громко и яростно, отчего стоящая впереди леди в кружевной полумаске обернулась и скривила губы. Ну и пусть. Зато бард легко нашёл меня в толпе и, сняв свой жёлтый берет, задорно поклонился до самого пола. Довольная, я помахала ему и улыбнулась. Может, это было слишком нарочито, но просто необходимо мне сейчас.
Тренькнули струны, утихомирив толпу, и после короткой паузы в воздухе разлилась напевная, проникновенная и знакомая мне до каждой нотки мелодия. Я мгновенно погрузилась в сладкое забытие, в полудрёму, и была готова услышать голос Сирены, поющей о том, как сладок сна конец… Но вместо неё запел бард. Высоким, бархатистым голосом умелого сказителя.
Смотри же на себя чужим холодным взглядом. Кем стала ты теперь, и служишь ты кому? Не свет горит в тебе, а месть коварным ядом Всё манит и влечёт к душе пропащей тьму. Могла бы ты пойти дорогой чести доброй, Со смертью не играть, судьбе не возражать. Но сделав выбор раз, ты больше не способна Стать той же, кем была, и двинуть время вспять. И вновь перед тобой есть два пути опасных. Какой из них верней — не знаёт даже тот, Кто проклял королевство божественною властью, Кто Квертинду сулит трагический исход. Влечёт тебя туда, где новые вершины Горят во тьме ночной сиянием любви, А долг зовёт к мечте, заветной, нерушимой: Погибелью врага закон установить. Две правды, две судьбы, две разные дороги Ведут в один конец, одна другой темней. Но с кем разделишь жизнь в финальном эпилоге? Чей Квертинд для тебя окажется важней? Дивная мелодия струилась сквозь толпу, вытягивала на поверхность самые сокровенные чувства. Гости притихли, завороженные лирической балладой и талантом Гения Тибрийского. И я тоже — притихла. Пропали мысли, сомнения, тревоги. Душа как будто исцелилась от всякого недуга и взмыла вместе с высокими нотами к ярким фонарям над нашими головами.