ли США экспортировали гомофобию через евангелические сети, то ли испанская организация CitizenGo по своим каналам внедряла антигендерную идеологию, то ли Ватикан экспортировал антигендерную идеологию в Латинскую Америку, то ли Греческая и Русская православные церкви сыграли роль в формировании и разжигании своих собственных движений, то ли долговая кабала заставляет страны выбирать между экономической свободой и навязанными социальными нормами. Сети порождают зоны влияния, которые не всегда можно связать с одной причиной, и, как мы увидим, антигендерная позиция принимает несколько форм, которые не обязательно согласуются друг с другом. Но для того чтобы быть эффективными, они также не требуют последовательности. В зависимости от тревог, циркулирующих в том или ином регионе, гендер может быть представлен как марксистский или капиталистический, тирания или либертарианство, фашизм или тоталитаризм, колонизирующая сила или нежелательный мигрант. И снова: чем противоречивее движение, тем более влиятельным оказывается его дискурс.
Хотя эта книга не может быть полностью глобальной по своему охвату, она может дать представление о путях, по которым движутся зажигательные версии "гендера", показать, как термин, понятие, накапливает и принимает противоречивые тревоги и страхи, и как он становится более твердым в качестве "причины" разрушения, которая, следовательно, должна быть уничтожена. Здесь задача состоит лишь в том, чтобы дать представление о его глобальных контурах, основных аргументах и фантазматических образованиях, а также о том, как они переплетаются между собой. Не существует единого исторического или глобального направления влияния. Да, американские евангелисты имеют огромное влияние за рубежом, но также и Ватикан, и русское православие, и различные формации христианства в Восточной Азии и Африке, и эрдогановская версия исламской семейной политики. Было бы ошибкой исключить из этого списка индуистский национализм, учитывая, что при индуистском националистическом режиме Нарендры Моди было прекращено финансирование многих программ по изучению гендера и женщин. Во всем мире различные формы национализма фактически стремятся исключить гендер из идеи нации, предполагая, что равенство и свобода царили до того, как это "вторжение" заставило их выглядеть иначе. Как говорит нам новый президент Южной Кореи Юн Сук Ёль, женщины никогда не были недовольны своим подчиненным положением; их современные жалобы на насилие, домогательства и неравную оплату труда, по его мнению, вызваны идеями "извне" и "из другого места", что сводит на нет бурно развивающееся корейское феминистское движение. После своего избрания он предсказуемо приступил к ликвидации правительственного Министерства по вопросам гендерного равенства.
На Тайване движение против "гендерной идеологии" возникло на основе религиозной формации, состоящей как из конфуцианских, так и христианских элементов. Оно набрало силу, несмотря на то, что лишь немногие жители Тайваня относят себя к христианам. Его влияние на государственную политику - еще один момент, когда мы видим, как религиозные взгляды проникают в правительство, принося с собой ужасающие предсказания катастрофы. Пей-Ру Ляо отмечает, что кампания на Тайване, похоже, заимствует французские кампании, что свидетельствует о транснациональной схеме работы. В то же время в ней присутствует то, что он называет угрозой "конфуцианского апокалипсиса". Хотя оппозиция правам и свободам геев и лесбиянок в Гонконге, Тайване и Южной Корее была начата протестантами с правым уклоном, в целом оппозиция опирается на различные религиозные позиции. Примечательно, что в Гонконге и Тайване лишь 5-6 процентов населения исповедуют христианство, в то время как в Южной Корее этот показатель приближается к 30 процентам. Поскольку конфуцианство по-прежнему остается основной религией в Южной Корее, правые христиане создали интерпретацию конфуцианского учения, которая гармонирует с версиями гомофобного христианства. Использование версии конфуцианства, которая отдает приоритет иерархическому порядку как условию личного и политического здоровья, послужило на пользу антигендерному движению на Тайване.
Если общество структурировано через иерархию и полярности, то "общество" "разрушается" элитной группой феминисток и активистов ЛГБТКВ+. Разрушение общества "элитной" группой предполагает, что эта элитная группа на самом деле является не частью общества, а его импортом. Или же предполагается, что права, за которые борются люди, - это не базовые права, которых сейчас не хватает, а привилегии, которыми пользуется элита и которые загрязняют и поляризуют общество между элитой и простыми людьми. По словам Ляо, кампании в СМИ против феминисток и активистов ЛГБТКВ+ объединяют библейские образы апокалипсиса с рассуждениями о конфуцианских добродетелях. Радикалы", представляющие угрозу для этой объединенной религиозной формации, угрожают "беспорядком" и приходом "культуры смерти". Их конечной целью, настаивает пропаганда, является разрушение семьи и института брака. Культурная конфигурация этой силы разрушения не такая, как в Северной Африке или Алабаме; она переплетается с местными страхами, изменяя и инвертируя отношения социального неравенства, дистиллируя, переименовывая и мобилизуя страх перед иностранным влиянием, даже страх перед апокалиптическими разрушительными силами.
Идея "сексуальной эмансипации" интерпретируется таким образом, что напоминает аргументы, распространяемые евангелическими правыми в Латинской Америке: "сексуальная эмансипация", которую якобы преподают в школах, - это уловка, с помощью которой учеников заманивают совершать "извращенные" сексуальные действия. Хотя английский термин "гендер" не стоит в центре дебатов в этих странах, Ляо утверждает, что он возникает в ходе дебатов, одновременно лингвистических и теологических, по поводу "терминов liang-xing [兩性; два пола] и xing-bie [性別; пол]". Ляо поясняет, что "последний термин означает более широкое значение гендера, включающее гендерную идентичность, гендерные признаки, сексуальную ориентацию и т. д., в то время как первый означает дихотомию мужского и женского в узком и эксклюзивном смысле". Первый из этих терминов поддерживает иерархию и гармонию, приписываемую конфуцианству, а "син-би" - это аутсайдер, угрожающий разрушить заповеди конфуцианства, обеспечивающие социальный порядок и предотвращающие апокалипсис. Проблема не в том, что "секс" естественен, а в том, что "взаимодополняемость полов" (ватиканская доктрина, которую мы будем рассматривать далее) сливается с идеей гендерной иерархии в конфуцианстве. Последняя трактуется как основанная на семейных обязанностях и формах обязательного подчинения, включая (гармоничное) подчинение жены мужу. Защита тайваньской национальной идентичности работает в тандеме с этой объединенной религиозной формацией, призывая к крестовому походу в поддержку "семейных ценностей". Как и в других регионах, антигендерная идеология перекликается с глобальным характером движения, а также с его финансированием христианскими сетями на Западе (сами они представляют собой объединение католических, православных и евангелических деноминаций). В то же время эта версия антигендерной идеологии пересекается с местной политикой, конфуцианской традицией, сопротивлением как материковому Китаю, так и западным культурным навязываниям, особенно индивидуализму, предпринимательскому капитализму и системам прав человека, рассматриваемым как культурные навязывания Запада.
За последние несколько лет противостояние гендеру обострилось и распространилось по всей Восточной Европе, но там под угрозой уничтожения оказалась именно "нация". В июне 2021 года парламент Венгрии подавляющим большинством голосов проголосовал за исключение из государственных школ всех предметов, связанных с "гомосексуальностью и изменением пола",
