любил бродить не только по центральным площадям и улицам, но и по окраинным переулкам, там он тоже ощущал дыхание истории, жаркое дыхание революции.
Он мог часами простаивать на Красной площади, в восторженном оцепенении разглядывая причудливо-многоцветный, щедро-узорный храм Василия Блаженного, наблюдая за сменой караула у Мавзолея Ленина. Когда сам он оказался в Мавзолее, то у ленинского гроба придержал шаг, глаза его наполнились слезами. Если бы не Ленин, великий сын великого народа, ему, Алты, вовек бы не видать ни Москвы, ни театра, так бы и гнул он всю жизнь спину на поррук-баев, трепеща перед их ременной плетью. А ныне он хозяином ходит по Москве, это его город, и Баку — его город, и вся Страна Советов — это его страна. И губы Алты благодарно, с сыновней любовью шептали: «Спасибо тебе, Ленин, за все, за все… Я обязан тебе всем до последнего дыхания… Живи в веках!..»
В Москве Алты смотрел на все с ненасытной жадностью, вбирая в себя каждую подробность, словно ему предстояло перед кем-то отчитываться в своей поездке.
Навсегда запомнились ему первые посещения московских театров. Он смотрел пьесу Всеволода Вишневского «Последний решительный» и хотя слабо знал русский язык, но все понял. Пьеса была поставлена Мейерхольдом, и Алты чутьем оценил мастерство режиссера, направленное прежде всего на создание цельного актерского ансамбля. Никто здесь не стремился выделиться, и никто не оставался на заднем плане. Даже эпизодические роли игрались с блеском.
После этого спектакля в пылкой душе Алты созрело новое решение, о чем он торжественно поведал своему неизменному спутнику, Алланазару:
— Знаешь, друг, я сегодня понял: мое призвание — режиссура!
Алланазар покосился на Алты с каким-то испугом.
Друзьям посчастливилось побывать и на репетициях Станиславского. Великий мастер сцены говорил негромко, просто, как-то по-домашнему, но каждое его слово воспринималось артистами как закон. Он не подавлял авторитетом — он убеждал, и своими, словно бы раздумчивыми советами, наглядными импровизированными подсказами как бы продвигал актера на шаг вперед…
Алты напряженно, с упоением слушал, смотрел, раздумывал… А когда друзья очутились на улице, еще более убежденно проговорил:
— Да. Я уверен: быть мне режиссером!
Алланазар смолчал…
19
Окончив в Баку театральный техникум, Алты вернулся в Ашхабад и был принят в Туркменский драматический театр.
Алланазар, вступивший в ту же труппу, сказал с обычной своей многозначительностью, за которой всегда крылся какой-нибудь подвох:
— А знаешь, Алты, зачем ты пошел в этот театр? Тебе тут нечего делать.
— Это еще почему? — насторожился Алты. — Разве я украл ишака у кази́?[26]
— Да нет, пока ты ни в чем еще не провинился. Просто наш театр тебе ни к чему.
— Да почему же?
Алланазар, помедлив, отрезал:
— Потому что ты — сам театр! Ты ведь и драматург, и режиссер, и артист. Один в трех лицах! Открывай театр и демонстрируй себя во всех видах: сам пиши пьесы, сам ставь их, сам в них играй. Дошло?
Алты расхохотался:
— А что? Идея! Только принимаю ее с одним условием: ты в этом театре будешь директором, администратором, бухгалтером и кассиром. Идет?
Алланазар с притворной растроганностью пожал ему руку.
— Друг! Спасибо за доверие, — и торжественно возгласил: — Да здравствует театр Алты Карли!..
Ни одному из них и не мнилось, что в шутке этой немалая доля правды, что Алты впоследствии завоюет всеобщее признание и как режиссер, и как драматург, и как артист.
20
Первым боевым крещением для Алты, как артиста, оказалась роль Алиха́на в пьесе азербайджанского драматурга Дж. Джабарлы́ «Невеста огня». Образ Алихана колоритный и сложный. Все же Алты мог бы добиться в этой роли успеха, не соверши он одну серьезную ошибку, конечно, не умышленно, но и не случайно. Всегда жаждавший самостоятельности, на этот раз он изменил себе. Роль Алихана — первую свою роль — ему захотелось сыграть, точь-в-точь как играл ее его кумир Аббас Мирза. Вместо того чтобы создать образ так, как Алты его понимал, он этот образ скопировал. Правда, зритель тепло принял и спектакль, и Алты в роли Алихана, но это был обманчивый успех. Алты не вложил в роль ничего своего и в то же время не сумел, да это было и невозможно, повторить Аббаса Мирзу. Алланазар после спектакля откровенно поделился с другом своим впечатлением:
— Ты талантлив, Алты, ты настоящий артист. Но это вообще. А вот сегодня — хочешь обижайся, хочешь нет — я не почувствовал в тебе артиста. Я видел на сцене не актера Алты Карли, а бледную фотографию другого артиста, ты знаешь, о ком я говорю.
Как ни горько было это слушать, но Алты понимал: Алланазар прав.
В скором времени коллектив театра оказался в затруднительном положении. Несмотря на явную неподготовленность труппы, в репертуар была включена пьеса Гоголя «Ревизор».
В те годы театральное искусство в Туркменистане делало первые шаги. Многие актеры работали в театре, не имея специальной подготовки. Многим не хватало не только театральной, но вообще культуры. Актеры слабо знали мировую классическую драматургию.
Однако постановка «Ревизора» на сцене туркменского театра была бы большим событием в культурной жизни республики. Это понимали все. И в конце концов труппа «загорелась» пьесой.
Самым трудным оказалось подобрать артиста на главную роль — Хлестакова. Найти исполнителей остальных ролей было проще: в театре имелись артисты, которым по плечу была даже роль Городничего. Но кому под силу справиться с ролью Хлестакова? Роль сложнейшая. И в то же время от ее исполнения зависел успех или неуспех всего спектакля. Такую роль можно было доверить не каждому. Известно, что при жизни Гоголя ни одному из актеров не удалось сыграть Хлестакова таким, каким представлялся он самому писателю. А после его смерти создать правдивый, «по Гоголю», образ Хлестакова смогли лишь прославленные мастера сцены. Этот вопрос занимал и тревожил не только режиссера, но и весь коллектив театра.
Стали перебирать кандидатуры: этот не подойдет, этот слишком неопытен, этот слишком стар, этому Хлестакова просто не понять, а этому не подогнать свой характер под хлестаковский.
Судили-рядили, наконец очередь дошла до артиста, на которого театр возлагал большие надежды. Вот он, пожалуй, мог бы: молод, пылок, талантлив.
Этим артистом был Алты Карли.
В труппе разгорелись жаркие споры вокруг его имени:
— Да какой из него Хлестаков? Еще молоко на губах не обсохло!
— Молод? Так это не порок, а достоинство! Он полон задора, не топчется на месте, а ищет, пробует…
— В голове у него ветер гуляет. Его легкомыслие поражает.
— Так ведь и у Хлестакова легкость в мыслях необыкновенная.
