или и так и эдак?
Если бы у нас была возможность каким-то образом ввести в мозг зародышей большую дозу Т и при этом добиться, чтобы появляющиеся на свет младенцы выглядели как девочки, это помогло бы решить проблему, поскольку в этом случае они испытывали бы обычное феминизирующее социальное влияние. Если T не оказывает прямого воздействия на мозг, такие дети росли бы как обычные девочки. С другой стороны, если бы такие дети в конечном итоге стали бы играть в мальчишеские игры – вести себя, скажем так, как сорванцы, это могло бы послужить свидетельством того, что высокий уровень тестостерона у плода обусловливает его мужское поведение в дальнейшем. Как вы, наверное, уже поняли, согласовывать такой эксперимент с комиссией по научной этике нет необходимости: случай с Таманом показывает, что это иногда происходит естественным образом.
Разумеется, было бы неправомерно делать радикальные обобщения, опираясь на единичный пример. Возможно, в детстве Таман был таким уникальным сам по себе, или, возможно, его родители необъективны и невольно преувеличивают прежние мальчишеские замашки сына, чтобы им было проще осмыслить озадачившее их превращение маленькой девочки в молодого человека. Но Таман не единичный пример, таких людей много, и они являются объектами всесторонних исследований, которые ясно показывают, что мозг мальчиков и девочек не является лишенной гендера «чистой доской».
Гуэведочес
В начале 1970-х гг. Джулианна Императо-Макгинли, эндокринолог из Корнеллского медицинского колледжа в Нью-Йорке, услышала о «девочках» из Доминиканской Республики, которые в момент полового созревания становятся мужчинами. Вместе со своими сотрудниками она отправилась в отдаленную деревню, куда можно добраться только по грунтовым дорогам, чтобы встретиться с ними.
В общей сложности Императо-Макгинли нашла в двух деревнях 33 таких мужчин, и 19 из них, согласно ее данным, «однозначно росли как девочки». Как и в социальном окружении Тамана, гендерные роли в Доминиканской Республике были довольно строго разведены. К тому моменту, когда детям исполнялось 7–8 лет, представления о поведении мальчиков и девочек уже резко различались, и они играли только в однополых группах. По словам Императо-Макгинли, у мальчиков было больше свободы «возиться и играть»{100}. Кроме того, им полагалось помогать отцам в поле, выращивать и собирать урожай и ухаживать за домашним скотом. Девочки помогали матерям готовить и убирать, таскать воду и относить еду работающим в поле. Старшие мальчики и молодые люди посещали петушиные бои и местные бары, а старшие девочки и молодые женщины, как правило, сидели дома с родственницами, присматривая за младшими братьями и сестрами{101}.
Жители деревни называли детей, росших девочками, но превращавшихся в мужчин, гуэведочес, что можно перевести как «пенис в двенадцать» или «яйца [семенники] в двенадцать». (Другое их название, мачихембрас, означает «сначала женщины, потом мужчины».) Истории гуэведочес напоминают случай с Таманом. Будучи девочками, в возрасте 7–12 лет они начинали понимать, что отличаются от других девочек: у тех развивалась грудь, а у гуэведочес ее не было. Вместо этого у них появлялись яички, а «клитор» начинал превращаться в маленький пенис. Семнадцать из гуэведочес перешли от жизни в роли девочки к жизни в роли мальчика в период полового созревания или сразу после него, когда они начали испытывать сексуальное влечение к женщинам. В более поздней статье Императо-Макгинли отметила важность пубертатных изменений в укреплении гендерной идентичности и кратко суммировала основные моменты, касающиеся этих гендерных переходов, которые совершались, несмотря на ожидаемые социальные последствия:
Постепенное осознание своей мужской природы подкреплялось у них развитием в период полового созревания мужской мускулатуры и мужского телосложения, вместе с появлением утренней эрекции и ночных поллюций. В конечном счете они сменили гендерную роль с женской на мужскую, причем это изменение произошло без вмешательства врачей и несмотря на опасения из-за возможных социальных притеснений и неловкости всей ситуации. Некоторые из них выжидали до тех пор, пока не становились уверены в своей способности защитить себя от физического насилия{102}.
После новаторской работы Императо-Макгинли другие популяции людей с высокой частотой дефицита 5-альфа-редуктазы были обнаружены в Турции, Мексике, Бразилии, Папуа – Новой Гвинее и других регионах. Всем этим популяциям присущи некоторые общие черты: относительная изолированность, дифференциация гендерных ролей и частые близкородственные браки, увеличивающие вероятность передачи редких генетических отклонений. Изоляция способствует тому, чтобы подобные отклонения оставались невыявленными и неизлеченными. В некоторых отдаленных районах доля людей с дефицитом 5-альфа-редуктазы удивительно велика, но изменение гендерной роли с женской на мужскую после полового созревания ни в коем случае не происходит автоматически – в ходе одного крупного исследования разных подобных популяций было установлено, что около 60 % людей с таким отклонением совершают переход после полового созревания. Но эта доля зависит от местных культурных особенностей и может составлять всего 17 %{103}. (Разумеется, люди, которые не осуществляли переход к мужской жизни, возможно, все равно ощущали себя относительно мужественными.)
Императо-Макгинли непосредственно не изучала детское поведение гуэведочес, но упоминала, что у наблюдаемых ею людей «мужская идентичность развивалась задолго до полного полового созревания по мужскому типу»{104}. Согласно другим источникам, у таких детей, как Таман, мальчишеские интересы вполне обычное явление. Например, съемочная группа Би-би-си, побывавшая в Доминиканской Республике в 2015 г., сделала аналогичные наблюдения. Они взяли интервью у Джонни, ранее носившего имя Фелисита, который сообщил, что отказывался надевать в школу «маленькое красное платье» и пренебрегал «девчачьими игрушками», которые покупали ему родители. Зато ему нравилось гонять мяч с мальчишками. Они также сняли сюжет с 7-летней Карлой, которая находилась в процессе трансформации в Карлоса. По словам ее матери, это не стало неожиданностью:
Когда ей только исполнилось пять, я начала замечать, что всякий раз при встрече с одним из мальчишек ей хотелось с ним подраться. У нее раздалась грудная клетка и начали увеличиваться мускулы. По всему было видно, что она превращается в мальчика. Я люблю ее такой, какая она есть. Девочка или мальчик, какая разница{105}.
«Безответственная экстраполяция» и «ошибочная логика»
Императо-Макгинли обнародовала свои наблюдения в 1974 г. в престижном научном журнале Science. Она стала первой, кто идентифицировал гены и фермент, связанные с дефицитом 5-альфа-редуктазы, и ее статья цитировалась с тех пор почти 1500 раз{106}. Пять лет спустя, в 1979 г., в журнале The New England Journal of Medicine ею были опубликованы результаты дальнейших исследований. В этой статье Императо-Макгинли рассмотрела значение исследований дефицита 5-альфа-редуктазы и других интерсекс-состояний для понимания процесса развития мужской гендерной идентичности. По ее мнению, накопленные данные демонстрируют, что «воздействие андрогена [то есть тестостерона] на мозг во внутриутробный и ранний постнатальный период, а также в период полового созревания оказывает большее влияние на формирование мужской гендерной идентичности, чем воспитание в соответствии с гендерными нормами определенного пола». Она также отметила, что, «помимо поведенческих различий{107}, вызванные андрогенами сексуальные различия в морфологии и функции мозга достоверно показаны у животных». В частности, речь шла об исследованиях на грызунах, и, судя по всему, люди в этом отношении ничуть не отличались от других животных.
Не все согласились с таким выводом. Известная феминистка Рут Блейер, в то время нейрофизиолог в Школе медицины и общественного здравоохранения Университета штата Висконсин в Мэдисоне, направила в редакцию The New England Journal of Medicine резкое письмо, в котором обвинила Императо-Макгинли в отсутствии «научной объективности», указав, что данные «работ на грызунах» были «безответственно экстраполированы на интерпретацию поведения приматов и человека, вопреки доказательствам того, что модель грызунов неприменима к приматам или людям».
Блейер закончила свое письмо мрачным предостережением:
Боюсь, что это исследование, подобно другим, содержащим в себе предвзятые мнения, ошибочную логику и сужающие толкования, будет воспринято некоторыми учеными, социологами, психологами и другими заинтересованными сторонами, несмотря на их либеральные принципы, как демонстрация того, что присутствие или отсутствие андрогенов в конечном счете оказывает необратимое воздействие на наш эмбриональный мозг; что, определяя нашу гендерную идентичность, андрогены определяют и нашу судьбу{108}.
Блейер вернулась к этой теме в своей книге «Наука и гендер: критика биологии и ее теорий, касающихся женщин» (Science and Gender: A Critique of Biology and Its Theories
