в бесконечность!
— Нас или тебя?
— Нас, Док. Сделай, что он хочет, и я тебя не забуду.
— Да от чего тебя так триггернуло? Что за приз?
— Не скажу. Чего не знаешь, того не расскажешь. Даже под пытками.
— Утешил, блин.
— Это маловероятно. Слушай, Докище, ну в чем проблема? Мальчик, девочка — какая, в жопу, разница? Я понимаю за твою «медицинскую этику», я понимаю, что для тебя это риск…
— Ты не понимаешь, Слон, в том-то и дело. Я не рассказывал тебе, как это работает. Никому не рассказывал. Думаешь, я, как хилер в компьютерной игрушке, возлагаю руки и вливаю ману? Астральное выдавливание прыщей? Энергетическое вправление геморроя? Думаешь, чтобы сделать из девочки мальчика, я буду тянуть ее за клитор, пока он не вытянется в хер?
— Ну, нечто в этом роде, — признался Слон. — Ты уж тяни получше, расстарайся для будущего пацана.
— Так вот, это вообще совсем не так работает. Ты даже не представляешь, какие последствия могут быть у воздействия такого уровня! Я тоже не представляю…
— Так расскажи, испугаемся вместе, — хмыкнул Слон.
В дверь переговорной постучали.
— Могу я предложить вам кофе?
— Чёрт, вечно не дадут толком поговорить, — разозлился командир, — пошли на крышу, там не сразу выпасут.
Мы вежливо отказались от кофе и пошли к лестнице. По дороге нас перехватил Пугач.
— Слон, там на парковке…
— Местный спецназ? — проницательно спросил командир.
— Хуже. Гвардия владетеля. Бойцы выглядят, как ходячий трындец. На такого только с РПГ выходить, как на танк.
— Не надо РПГ. Не провоцируйте, и они не тронут.
— Есть не провоцировать, — мрачно ответил Пугач. — Что вообще творится, Слон?
— Не сцать, командир в курсе, командир знает, что делает. Иди, успокой народ, скажи, что все под контролем.
— Есть не сцать. А оно точно под контролем?
— Абсолютно, — убедительно соврал Слон.
Пугач удалился, недоверчиво покачивая головой.
—А ты сомневался, — невесело хмыкнул Слон, когда мы поднялись на плоскую крышу гостиницы, утыканную массивными коробами вентиляции, антеннами и лифтовыми модулями. — Чёрта с два они нас выпустят.
Стемнело, город расцветился огнями сквозь туман. Стало мрачновато, но красиво. Есть в здешнем неоне своеобразное очарование. Мы встали у бетонного парапета, ограждающего крышу. Командир поставил на него глушилку и включил.
— Ладно, говори, что не так с твоим колдунством.
— Я не лечу людей. Я их меняю.
— Если это какая-то сложная аллегория, — пожал плечами Слон, — то я её не понял.
— Мультиверсум имеет фрактальную природу, так? Ты как проводник должен понимать это лучше всех — именно фрактальность дает тебе возможность войти в один гараж и выйти из другого.
— Я не силён в теории, — признался он. — Просто пользуюсь.
— В общем, это так. Есть даже легенда, что в начале времен некие демиурги, называемые Основателями, не смогли договориться о том, каким будет Мироздание, наглухо пересрались и тем создали первое ветвление фрактала, породив Мультиверсум.
— В жопу легенды, — отмахнулся Слон. — Ближе к делу.
— Так вот, если мне надо вылечить прыщ, я не убираю воспаление фолликула и не заживляю пустулу. Я заменяю человека с прыщом человеком без прыща.
— Вот щас не понял.
— Есть бесконечное множество вариантов здесь-и-сейчас. В каких-то этот прыщ просто не возник — пора не закупорилась, бактерии не проникли, воспаление не началось. И я привожу реальность к этому состоянию. Прыщ не пропадает моментально, потому что метрика умеренно эластична, но оказавшись в той микроветви фрактала, где он не возник, постепенно исчезает, осознав свою неуместность…
— Прыщ осознаёт свою неуместность? — удивился Слон. — Док, ты сам себя слышишь сейчас?
— Чёрт… Не так, конечно. Я просто не знаю, как это правильно сказать — нет подходящих слов. Может быть, Вселенная понимает, что прыща быть не должно, и он растворяется в облаке вероятностей.
— Она что, по-твоему, разумная?
— Хер его знает, Слон. В общем, прими как факт — в определённых условиях и до определённого предела Мультиверсум можно прогнуть под себя. Пожелать — и станет по-твоему. Заменить мир, где пуля пробила Змеямбе перикард, на тот, где она прошла миллиметром выше. Потом на тот, где рана не такая глубокая. Потом на тот, где рана была давно и уже почти зажила. Потом на тот, где от неё один шрам и костная мозоль на ребре.
— Да, такое не забудешь, — кивнул Слон. — Все в кровище, Змейса белая и не дышит, а ты над ней трясёшься и глазки закатил. Допустим, ты не зашил ей дырку усилием нижней чакры, а поменял мир так, что дырки не стало. Или поменял Змеямбу с дыркой на Змеямбу без дырки и не перепутал, без какой именно дырки. Но я всё ещё не понял, в чём проблема. Змеямба жива, ты тоже, контракт закрыт, едем дальше.
— Какого цвета у меня глаза?
— Серого, — ответил Слон уверенно. Зрительная память у него отменная.
— Были карие. У кого в команде был позывной Штихель?
— Ни у кого.
— У твоего заместителя, он же твой двоюродный брат.
— У меня нет двоюродного брата!
— С тех пор нет. Точнее, с тех пор его никогда не было, у меня с рождения были серые глаза, Змеямба не рожала, а у моей жены оказалась неоперабельная опухоль мозга, о которой я узнал слишком поздно, потому что тот я, который о ней знал и должен был вернуться и вылечить, был, наверное, Доком-с-карими-глазами, а не мной. А этот я не знал, она не дождалась и умерла, думая, что я её бросил. Вот примерно так это работает, Слон.
— Опизденеть.
— Именно. И ведь это только то, что я заметил.
— Да, страшный ты человек… — сказал задумчиво командир. — Слушай, а ты не можешь, например, изменить мир так, чтобы Креон просто отдал нам искомое, и мы бы свалили доживать свой век в какой-нибудь тёплый мир, где есть море, пляж, крепкие коктейли и толпы очаровательных юных геронтофилок, всегда готовых бескорыстно приласкать ветерана?
— Нет, Слон, это так не работает.
— Обидно, сука.
— Сука, да.
— И какой был мой двоюродный брат? Ну, этот, Шпатель?
— Штихель. Крутой был. Но злобный, как подавившийся кактусом медоед. Ты его постоянно осаживал. Честно сказать,
