другие тексты: детство, как «Бронзовая птица», самое яркое впечатление — как в… и т. д.
— Детство как «Детство», отрочество как «Отрочество», а юность как «Юность».
— Вы, говорят, вели писательские семинары в Штатах. Как написать рассказ вообще и для PLAYBOY в частности? Когда вам заказывает рассказ PLAYBOY, вы пишете каким-то особым образом или как всегда? Какие темы, по-вашему, интересуют русский PLAYBOY?
— Я не мог вести писательского семинара в Америке по той простой причине, что сам термин seminar стал некорректен, так как ассоциативно напоминает о мужской репродуктивной системе, чем как бы подразумевает главенство мужчин в литературе, а это явный сексизм. Поэтому литературные семинары в Америке не проводятся. И я мечтаю о времени, когда они будут запрещены в России. О том, какие темы интересуют русский PLAYBOY, я узнаю методом тыка. Я думаю, что PLAYBOY узнает о них так же, поэтому мне кажется, что одна из тем близких вашему журналу и мне, — метод тыка сам по себе.
— По какой картине вы бы хотели написать рассказ — как это предлагалось в школе? Что там был бы за сюжет?
— По стодолларовой бумажке. Рассказ назывался бы «Independence hall» (для тех читателей, которые никогда ее нее видели, — это здание изображено на банкноте). Сюжетом он напоминал бы «Independence day», только вместо летающей тарелки в небе над Москвой появлялось бы большое лицо Франклина и, вытягивая губы, нежно обдувало бы триколор над зданием Сената. Рассказ был бы построен на чеховских полутонах зеленого — но крови, надрывного трагизма, военной авиации и положительных героев там не было бы. В сущности, практически все современное искусство в той или иной степени посвящено этой картинке — либо по форме, когда художник исследует внешние проявления этого феномена, либо по содержанию — когда он просто хочет впарить свой продукт подороже.
— Если бы какие-то люди вызвали дух Пелевина, чтобы он им сказал?
— Смотря что спросили бы.
— Что бывает за потерю военного билета?
— Могут не пустить в театр военных действий.
— Во что или в кого бы вы хотели превратиться?
— Хорошо было бы научиться превращаться в джип «Чероки», чтобы тебя каждый день продавали в Южном порту, а ночью ты тихо линял бы со стоянки. Потом можно было бы написать об этом новую русскую сказку.
— Вы служили в ВВС. Что вы, собственно, делали в воздухе.
— Аббревиатура моего имени — ПВО. И поэтому на земле и в воздухе я всегда старался противопоставить эстетике ВВС эстетику противовоздушной обороны, даже летать старался на перехватчиках.
— Где НЕ может происходить действие ваших романов?
— Не думал.
— Есть ли жизнь на Марсе?
— Не знаю.
— Как будет называться компьютерная программа, которая может писать ваши рассказы за вас?
— Microsoft Flight Simulator. Но она, я думаю, будет подвисать — особенно в тех местах, где я сам бы заторчал.
— Вы могли бы говорить без остановки в течении 24 часов?
— Нет. Но молчать пробовал.
— Вы хотели бы выступить в концертной студии «Останкино» в программе «Вокруг смеха»?
— Боюсь надорвать животик.
— Кто вам больше нравится — Джон Леннон или Пол МакКартни?
— Они мне нравятся по-разному, так что сравнить трудно.
— Где сидит фазан?
— Где захочет.
— Это вы давали интервью?
Нет ответа (Ред.)
Источник — http://pelevin.nov.ru/interview/o-play/1.html.
Виктор Пелевин: миром правит явная лажа
22 марта 1999. Анна Наринская, «Эксперт»
Новый роман Пелевина называется «Generation П» — «Поколение П» (то бишь «Пепси», как выясняется на первой же странице). Как с восторгом заметил один мой знакомый знаток компьютерного дела (вернее, компьютерной клавиатуры), уже само название представляет собой своего рода шараду: английское G и русское П находятся на одной клавише. Так что «Generation П» — это то же самое, что «Поколение G». Возможно, кому-то это что-нибудь и объясняет.
О Пелевине писать приятно или, скорее, привольно — заранее знаешь, что от твоего мнения ничего не зависит. Ругают ли, хвалят ли его критики, книги все равно расходятся моментально и тиражи приходится допечатывать. Кстати, издательство «Вагриус» выпустило «Generation П» в рекордно короткие сроки именно для того, чтобы поправить свое довольно безрадостное материальное положение.
Помнится, когда вышел «Чапаев и Пустота», люди в вагоне метро сразу поделились на две неравные группы: большую, которая читала Маринину, и меньшую, которая читала Пелевина. Отсюда напрашивается вывод, что Пелевин — это Маринина для избранных, но вывод этот, скорее всего, неверный.
Пелевина не только с интересом читают, его еще и душевно любят. Любой упрек ему как писателю «интеллигентные тридцатилетние» считают чуть ли не личным оскорблением: вот есть у нас наконец-то свой писатель, модный (пишет в эдаком киберпанковом стиле), умный (тут уж ничего не попишешь), духовный (настоящий буддист) и знаменитый. Не дадим его в обиду! Каждая статья о Пелевине начинается с того, что черты, которые читатель может счесть недостатками, объясняются как достоинства. Например, то, что кто-то может воспринять как конъюнктурность, некий критик расценивает как «работу со штампами, необходимую мастеру конца девяностых». Пелевинский язык может показаться стертым, но «в этом повседневно-кичевом языке весь кайф». И критики правы. Конечно, все это — приемы, он, без сомнения, может по-другому, а хочет вот так. Потому что мы сами так хотим. Критику Вячеславу Курицыну Пелевин сказал, что сегодняшняя Россия недостойна таких книг, как его новое произведение. Это неправда. Именно такой книги она и достойна.
Герой «Generation П», рекламный креатор Вавилен Татарский, под влиянием психоделиков создает рекламу для Господа Бога. Ролик рассчитан на богатых людей:
Длинный белый лимузин на фоне храма Христа Спасителя. Его задняя дверца открыта, и из нее бьет свет. Из света высовывается сандалия, почти касающаяся асфальта, и рука, лежащая на ручке двери. Лика не видим. Только свет, машина, рука и нога. Слоган:
«Христос Спаситель. Солидный Господь для солидных господ».
В общем-то, это могло бы быть рекламой и самого Пелевина (хотя игра слов теряется):
«Виктор Пелевин. Солидный автор для солидных господ» (или несолидных — какая разница).
Суть в том, что господа здесь важнее Господа (или автора), ведь самое главное в рекламе (и это очень хорошо описал Пелевин в своем новом романе) — это ожидания целевой аудитории, а вовсе не суть рекламируемого продукта. И в этом нет вины ни Господа Бога, ни Виктора Пелевина.
В новой книге Пелевина есть все, чтобы сделать ее интересной (каковой она и является): всемирный заговор, Березовский, манипулирующие нами СМИ, наркотики, пелевинские фирменные «быки» и новые русские, убийства и древние таинственные культы. И еще из этой книги становится ясно, что мы с вами живем в жутковатом месте.
Вот об этом всем я и хотела поговорить с принципиально не дающим интервью Пелевиным
