наша мама в безопасности. И ты тоже.
— Папа, ты ведешь себя странно. Ты что, устроил государственный переворот?
Ну конечно. Ребенок — не Борман, ребенка так легко не обманешь, ребенок сразу видит правду. Пусть она даже уже не совсем ребенок, ей явно около пятнадцати — почти взрослая женщина.
— Папа! Ты убил человека!
Я, не сдержавшись, расхохотался. Вот это нормальная предъява Гиммлеру, который убил миллионы. Но объяснять все это девочке мне сейчас было некогда. Да и какое я имею отношение к преступлениям Гиммлера? Я тут не причем. Попаданец не выбирает в кого попадать. Если бы я мог выбирать — я бы лучше отправился в древнеегипетского фараона и наслаждался бы моими божественными царскими привилегиями. Но увы, судьба распорядилась иначе. А свою судьбу надо принимать и любить, тут ничего не поделаешь.
— Я убил предателя Рейха, — объяснил я дочери, — Шпеер, Борман и Геббельс сговорились, чтобы убить нашего дорогого фюрера и меня — его верного рыцаря заодно.
Девочка кивнула. Похоже, что происходящее ей даже нравилось. Ей было страшно, но и интересно тоже.
— Геббельс на первом этаже, — доложила девочка, — Он послал Шпеера с нами, а сам пошел с кем-то говорить по телефону.
Говорить по телефону? Вот это уже плохо. Мне нужен мертвый Геббельс, а не Геббельс, который звонит неизвестно кому.
— С кем Геббельс говорит по телефону?
— Я не знаю, папа.
— Понятно. Спасибо за информацию. Я немедленно прикажу арестовать Геббельса.
— Ты же спасешь Германию, папа?
— Спасу, — подтвердил я, — Мы с фюрером уже ни раз спасали наш Рейх, так что справимся и сейчас. Но сперва… эм…
Я замешкался на секунду.
— …Напомни мне, пожалуйста, как тебя зовут, дорогая моя?
— Неужели и это забыл? — девочка хихикнула, — Я Гудрун. Вообще-то твой единственный ребенок, папочка.
— Как единственный? А тот паренек, который пришел с тобой?
— Так а Герхард у нас приемный, он тебе не родной сын, — девочка потупила глазки, говорить о таких вещах ей явно было неприятно.
Я же уже понял, что в семействе Гиммлеров все крайне сложно и запутанно. Особенно с детьми. Родная дочь, приемный сын, да еще один сын — уже родной, но от любовницы. Итого вроде трое.
— Думаю, ты не мой папа, — брякнула тем временем Гудрун, — Ты ведешь себя слишком странно.
— Я твой папа, просто я теперь странный папа, — отрезал я, — А теперь главный вопрос. Как ты уже поняла, я почти ни черта не помню, я даже чуть немецкий язык не забыл. Все от этой отравы, которой меня попотчевал проклятый Борман! Так что меня сейчас интересует только одно: кому я могу доверять? Враги Рейха повсюду, а мне нужны проверенные люди. Верные мне лично!
— Ну… Мне доверять можешь, папа, — серьезно ответила Гудрун.
— Это славно, но я имею в виду моих соратников по ᛋᛋ. Тебе я доверяю, но ты всего лишь юная фройляйн. А мне нужны мужчины, вооруженные и желательно командующие другими вооруженными мужчинами. Те, которые не предадут меня и не перебегут к мятежникам.
— К мятежникам? — похоже, что я несколько запутал девочку, о мятеже военных она пока что была не в курсе, — Но ты же убил мятежников Бормана и Шпеера…
— Остались другие, — отмахнулся я, — Их надо зачистить! Просто скажи, кому доверял Гиммлер, и всё.
Вот тут я уже попутал все берега, я даже случайно проговорился, что я не Гиммлер. Но Гудрун была странной девушкой. Она все еще воспринимала это как какую-то интересную игру, так что ответила:
— Для этого у тебя есть штаб, папа.
— Штаб?
— Ну да. Личный штаб рейхсфюрера ᛋᛋ. Командир… Вроде его зовут Вольф. Вот ему ты всегда доверял, по крайней мере, постоянно говорил, что в свой личный штаб ты сам отбирал себе людей. А однажды ты даже сказал, когда был пьяный, что люди из штаба — твои, а не фюрера. Правда, потом ты еще сказал, что пошутил.
«Пошутил»? Ну понятное дело. Говорить такие фразы в Рейхе — просто опасно. А еще меня очень удивило, что Гиммлер когда-то был пьяным. Вот такого я от рейхсфюрера не ожидал. Но, видимо, эта болтовня имела место еще до того, как Гиммлер полностью завязал с алкоголем.
— Ясно. А…
Но задать следующий вопрос дочери я не успел — на улице затрещали пулеметы. Потом где-то совсем рядом грохнул мощный взрыв.
— Что это? — перепугалась девочка.
— Мятежники, моя дорогая, что же еще.
Я бросился к окну, но на площади перед больницей царили мир и покой, разве что согнанные сюда по моему приказу полицейские занервничали, а эсэсовцы и военные уже перекрывали улицы, ведущие к больнице.
А в дверь палаты тем временем забарабанили.
Я распахнул дверь, на пороге стоял мой адъютант, тот, которого я посылал остановить машину с Гитлером.
— Ну что там с фюрером? Догнали?
Адъютант щелкнул каблуками:
— Увы, шеф. Мы не можем найти фюрера. Мы не знаем, где он!
— Шайсе! — выругался я, — А что за пальба на улице?
— Я потому и решился вас побеспокоить, рейхсфюрер, — доложил адъютант, — Это мятежники. Они идут сюда, к больнице. И я бы не советовал вам здесь оставаться, тут становится опасно.
— Узнали, кто они?
— Армия Резерва. И штабные части Вермахта. И еще часть Берлинского гарнизона.
— Ммм, вояки…
— Именно так, — кивнул адъютант, — Не зря фюрер никогда им не доверял!
Где-то снова застрекотали пулеметы, теперь уже совсем близко. А вот новых взрывов больше не было. Над больницей пролетели несколько самолетов, так что я перепугался, что нас сейчас всех тут и разбомбят, но никаких бомб сброшено не было — возможно это самолеты Геринга. Тем более, что окружившее больницу ПВО молчит. Но если это самолеты Геринга, то тогда неясно, почему они не бомбят мятежников.
Рейх неуклонно летел в тартарары, тут бы уже сам Гитлер не разобрался, что происходит, даже если бы пришел в себя.
— Что эти ублюдочные мятежники хотят? — поинтересовался я.
— Неизвестно. Но думаю — вашей смерти, рейхсфюрер, — без обиняков сообщил адъютант.
Я еще раздумывал, когда из коридора вдруг раздался истошный женский вопль. А это еще что?
Альберт Шпеер, рейхсминистр вооружения и военного производства, личный архитектор и ближайшее доверенное лицо Гитлера.
Гиммлер с женой и дочкой.
Ганс Раттенхубер, шеф Имперской службы безопасности, отвечавшей за личную охрану Гитлера и всего руководства Рейха.
Берлин, клиника «Шарите», 1 мая 1943 09:09
Честно признаюсь, я уже
