и тишине во дворах, и о нелегкой собачьей службе. Уснула деревушка, чтобы с рассвета начать жить новым днем.
В этом ночном безмолвии надвигается на деревушку беда, тишину наполняет тревога, пока еще очень далекая, еле ощутимая, но неизбежная.
Держит Марья кроху на своих руках. Вглядывается в нее, читает как книгу, бережно перелистывая года. Девочка не причастна к тому, что должно произойти, но она имеет отношение к жизни самой Марьи и к ее смерти.
Глава 7
Виктор потер слипающиеся глаза. Сколько литров кофе он выпил сегодня? Ничего уже не помогает. – Почему все так? Чего ей не хватало? Неужели так плохо жилось? Она же знала, что работа занимает практически все его время. Жила же она так много лет. Почему сейчас? Почему все валится на голову именно тогда, когда пост принят, и нужно столько всего сделать. А еще быть предельно осторожным. Ведь это не просто пост и не просто место. Это чье-то место. И этот кто-то теперь будет следить за каждым шагом и уж тем более за каждым промахом. А тут только начал и уже такое происходит. Не дай бог еще в СМИ просочится. И журналистка эта еще. Кто она вообще такая? Откуда она могла знать, что со Светкой что-то происходит? Они что, знакомы? Бред! Но почему она сказала позвонить домой? Откуда узнала, что дома беда? Почему сказала, что мне нужна ее помощь? Откуда, черт побери, она вообще взялась и почему все это знала? Как она сказала, интуиция? Надо разобраться, что это за интуиция такая. Может она к этому как-то причастна?
– Виктор Палыч, к вам главврач, – отвлек его от назойливых мыслей подошедший охранник.
– Как его зовут? – уточнил Виктор.
– Дмитрий Сергеевич Александров, – быстро ответил охранник и сделал шаг в сторону.
– Спасибо, – кивнул ему замминистра и устало поднялся. Врач, зашедший в палату, коротко, по-деловому, поздоровался.
– Здравствуйте. Как ее состояние? – ответил на приветствие вопросом Виктор.
– Все нормально, – уверенно заявил врач. – Мы ее промыли, капаем. Она стабильна.
– Но она так долго без сознания, разве это нормально? – Виктор почувствовал, что напряжение его понемногу отпускает.
– Она не без сознания, просто спит. Вам лучше завтра ее навестить, она все равно до утра не проснется, – успокаивающе сказал врач. – И, да, не волнуйтесь, никто не узнает причину обращения.
– Да, спасибо. Мне сейчас очень не хочется скандалов, – вымученно улыбнулся Виктор.
– Их никогда не хочется. Кстати, поздравляю с назначением! – искренне произнес Дмитрий Сергеевич.
– Спасибо. Могу я вам чем-то помочь? – гладя в упор на врача, спросил Виктор. Тот чуть заметно сморщился.
– Вы не поняли меня. Я не вам на лапу хочу дать, хотя мне лично не жалко. Я спрашиваю, как официальное лицо, могу я чем-то помочь вашей больнице? – усмехнулся Виктор.
– Даже не знаю. Ну, есть одно дело, – задумчиво почесав затылок, сказал Александров, – Мы очень давно ждем один дорогостоящий, но очень нужный нам аппарат. Пока нам его только обещают. Давно уже обещают, если честно. Запросы официально мы писали и заявки делали, но нам говорят, что денег нет. А в сто пятьдесят шестую, например, этот аппарат, и еще несколько не менее дорогих, уже привезли. Причину того, почему именно в сто пятьдесят шестую, мы все конечно знаем, и не возражаем сильно. Да и за коллег рады. Но нам он и правда необходим.
– Я вас понял. Напишите мне название аппарата и номер заявки. Я пока ничего не обещаю, но попробую ускорить ее рассмотрение, – пожимая руку врачу сказал Виктор.
***
Твою ж мать! Нет, ну каков! «Вы документы проверили?» Вот что он теперь обо мне думает? Да, на самом деле, как я выглядела в его глазах? Городской сумасшедшей? Как же мне быть? С одной стороны, все верно, я должна была помочь. Я делаю что могу. Но как мне убедить кого-то в своей адекватности, если я говорю такие вещи, о которых только в битве экстрасенсов можно услышать, ну и от неадекватов всяких, к которым меня теперь благополучно причислили. А собственно, чего я так переполошилась? Скандал никто не видел. Ну не буду я у него больше интервью брать. Да и кто мне говорил, что буду? Рассказывать об этом он точно никому не станет. Очень жаль, что он мне так и не поверил и я не знаю, что с его женой. И еще очень жаль этого человеческого отношения. От большой шишки как он я в жизни не видела такого. Он человечище, а теперь думает, что я чокнутая. Наверное, именно поэтому я так и психую. Жаль, действительно жаль, что все так.
Заехав ненадолго в редакцию, я решила, что на сегодня с меня хватит. Надо ехать домой и поговорить, наконец с Титом. Еще один жук. «Потом расскажу, все потом», и молчит как партизан. Ну сегодня я ему устрою допрос с пристрастием, если он на мои вопросы не ответит.
***
Подъехав на следующий день к зданию больницы, Виктор Павлович Звягинцев был готов к появлению журналистов, к скандалу, но не к уборщице тете Клаве. Встав намертво, смелая женщина не сдавалась под натиском его охранника, и ни в какую не хотела их пропускать. Хотя они успешно преодолели будку охраны на въезде, дежурного, в приемном покое, но обстоятельства непреодолимой силы, в виде хрупкой старушки, обойти не смогли. Виктор с веселым интересом наблюдал за баталиями. Это буквально вернуло его в детство, когда он пытался прошмыгнуть в школу без сменной обуви. Отошли на второй план переживания и немного выдохнув он, наконец, решил взять инициативу в свои руки. Но не успел он сделать и пары шагов, как увидел выходящего из лифта вчерашнего врача, имя которого он не помнил.
– Клавдия Петровна, вы что тут устроили? Ну-ка, немедленно пропустите замминистра! – вытаращив глаза громко приказал доктор. Старушка в ужасе попятилась.
– Все нормально! – успокоил ее Виктор Павлович. А вот охранника нужно уволить, откуда он вообще взялся такой? Недосмотр.
– Виктор Павлович, могу я отвлечь вас на минутку? – спросил подошедший Александров.
– Да, сейчас жену проведаю и зайду к вам в кабинет, – кивнул, соглашаясь замминистра.
Света лежала под капельницей, но выглядела неплохо. Гораздо лучше вчерашнего. Увидев входящего в палату мужа, она испуганно приподнялась и попыталась сесть.
– Лежи-лежи! – Виктор подвинул к кровати стул и сел рядом с ней. – Можешь мне объяснить, что это вчера было? – спросил он после долгой паузы, во время которой он внимательно разглядывал смущенную и напуганную жену, – В чем причина? И почему,
