волосы, говорит само за себя.
Мои глаза расширяются, когда я осознаю, насколько близко мы стоим, наши тела переплетены, его рот в дюйме от моего. Что еще хуже, мы все еще танцуем медленный танец под песню, которая давно закончилась, а вокруг люди танцуют под другую музыку.
— Ох, — мои руки падают с его плеч, с его волос, и я отшагиваю от него. — Ох.
— Эй, — он тихонько хихикает. — Иди сюда, — его пальцы переплетаются с моими, и он легонько подтягивает меня к бару, где он достает табурет и быстро усаживает меня на него, прежде чем занять место рядом со мной. — Ты сейчас себя накрутишь.
— Я не собираюсь накручивать себя, — возможно, я собираюсь.
— Ты вот-вот накрутишь себя, Олли. Мне не нужно знать о тебе все, чтобы понять, что ты из тех людей, чей мозг постоянно работает, размышляет обо всем на свете.
— Это не… — я заправляю волосы за ухо, взгляд прикован к лежащей в дюйме от моей руке Картера. — Все давит на меня.
— Что давит?
Все. Желание поддаться, желание сопротивляться. Желание соответствовать всем женщинам, которые были до меня, и тем, которые будут после. Желание быть другой и не похожей на всех, но в то же время быть как они.
Все смотрят на нас, потому что рядом со мной Картер. Абсолютно все. Болельщики на арене, спортивные телеканалы, здесь в баре — его товарищи по команде. Куда бы я ни посмотрела, все смотрят на нас, ожидая, что мы будем делать дальше. Я не знаю, как объяснить это.
Мой взгляд медленно поднимается и встречается с его, и каким-то образом он читает мои мысли.
Он кивает в направлении двери.
— Хочешь уйти отсюда? — как только я открываю рот, он закрывает его ладонью. — Только не ко мне домой. Пойдем поедим чего-нибудь.
— Я ела на игре, — пробурчала я.
— Не ела, врунишка. Кара проглотила половину закусочной, а ты съела одну горсть попкорна. Я не сводил с тебя глаз всю игру, мне потом за это влетело.
— Да не делал ты этого, — размышляю я.
Он усмехается, проводя пальцем по моей руке.
— Тренер сегодня сказал, что они платят мне тринадцать миллионов не за то, чтобы я строил глазки симпатичным брюнеткам, — он хватает мои руки, притягивая их к своей груди. — Давай. Поешь со мной чего-нибудь, пожалуйста. Это не обязательно должно быть что-то странное. Мы можем съесть хоть шаурму из ларька, мне все равно. Здесь шумно, а мне нравится разговаривать с тобой.
Хм.
— Пожалуйста, Олли. Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, — он нежно тычет меня щеку на каждое «пожалуйста». Он берет мой подбородок, слегка покачивая его. — Пожалуйста.
— Такой надоедливый, — ворчу я, отмахиваясь от его руки.
Он упирается подбородком в кулак и вскидывает брови.
— Раздражает или восхищает?
— Определенно раздражает, — со вздохом опускаются мои плечи, и, словно почувствовав, что я сдаюсь, Картер вскакивает со своего табурета, ударяя кулаком в воздух.
— А-ха! Я ее, блять, расколол! — он обхватывает меня за талию, крутит в воздухе, опускает на ноги и… покрывает поцелуями все мое лицо. Он переплетает наши пальцы, притягивает меня к себе, прежде чем я успеваю осознать, что произошло. — Я обещаю, Олли, ты об этом не пожалеешь.
Я едва пытаюсь сдержать вырывающееся из моей груди хихиканье. Мне нужно взять себя в руки, прежде чем идти куда-то с этим человеком.
— Я не пойду с тобой домой.
Он протягивает мизинец в знак обещания.
— Я даже не буду просить.
— Хорошо, но сначала мне нужно в туалет.
Он быстро целует меня в щеку.
— Я пойду возьму наши пальто.
Я умываю свои розовые щеки прохладной водой в раковине ванной, пытаясь утихомирить разгорающийся в них огонь. Не получается. Я чувствую жар во всем теле. Мои женские части возбуждены, мое влагалище потирает свои метафорические руки, потому что ему сегодня немного перепадет. В данный момент это весьма вероятно. Картер зашел так далеко — он определенно может зайти еще дальше. Эта мысль одновременно пугает и возбуждает.
Мне не требуется много времени, чтобы заметить Картера, когда я выхожу из уборной, учитывая его размеры и харизму. У него еще нет наших пальто.
Зато у него есть клубничная блондинка с ногами от ушей, приклеенная к его боку, ее блестящие черные ногти медленно спускаются по его спине. Он прислоняет ухо к ее рту, когда она приподнимается на своих высоких каблуках, что-то шепча ему, и мой желудок непроизвольно сжимается от улыбки, которой он ей улыбается.
Моя почти совершенная ошибка и заблуждение обжигают, как пощечина. Когда я забираюсь на заднее сиденье такси, он выбегает из двери бара, выкрикивая мое имя.
Слишком поздно. Я, черт возьми, достаточно уважаю себя, чтобы не стоять там и не поддаваться этому плейбоевскому дерьму, на которое я точно не подписывалась. Может, он и не пойдет сегодня домой со мной, но он определенно уйдет в чьей-то компании.
И, откровенно говоря, то, с кем спит Картер Беккет, не имеет для меня никакого значения. Пусть хоть сам себя трахает, мне насрать на это.
ГЛАВА 8
НОСОК И БУЛОЧКИ С КОРИЦЕЙ
Опять ужасно холодно.
— Что за херня творится этой зимой? — Адам поглубже запихнул руки в карманы пальто, зарывшись в шарф по самый нос.
— Это какое-то дерьмо с восточного побережья, — ворчит Гарретт. — Я не для этого уехал из Новой Шотландии. Зимы на западном побережье должны быть мягкими, — крошечная ручка дергает за хвост его шерстяного пальто, и Гарретт усмехается, присаживаясь перед мальчиком. — Эй, приятель! Нравится хоккей?
Это один из моих любимых дней в году, но ребята правы — обычно не настолько холодно. Воздух ледяной, а мы отошли от тепловых ламп на перерыв. Ну, типа перерыв. Я перевожу взгляд на Гаррета, который оставляет автограф на майке со своей фамилией. Здесь трудно сделать настоящий перерыв, никто из нас не отказывает детям.
— Эй, Вуди, — толкаю я Адама. — Может, в следующем году проведем это мероприятие летом? Не хочется остаться без яиц.
Он смеется, оглядывая заполненный парк.
— В это время им больше всего нужны деньги. Надень носок на свой член9, если ты так переживаешь.
Я ухмыляюсь.
— Носок на член.
Каждый год мы проводим благотворительный вечер с зажжением огоньков на елке в первый день рождественских каникул. В этом году — двадцать третьего. Проект «Семья» — это гордость и радость Адама. Благодаря ему это мероприятие проводится
