циркулем.
Вика переворачивает картинку.
На стене за полковником появились отверстия. Как те, от пуль, о которых написано в дневнике. Флаг пропал с фотографии, и рамка с портретом над головой военного покосилась.
Зажигалка щелкает в руке девушки.
Она не собирается разбираться с этой чертовщиной. Она поджигает снимок и бросает его на стол.
Огонь быстро разгорается, набирает силу. Все листы, все письма занимаются пламенем. Словно их облили бензином.
Синяя тетрадь чернеет, страницы скручиваются.
Стол быстро горит.
Языки пламени жадно подрагивают и уже перебрасываются на обои. Краски на стене тускнеют, подкопченная полка над столом тлеет.
Вика кашляет.
Дым разъедает глаза.
Девушка хватает покрывало и принимается тушить начинающийся пожар.
Она обжигает пальцы. Голыми руками бьет по пеплу.
Черные дымящиеся остатки бумаги рассыпаются по полу.
– Это не поможет, – говорит ее рот мужским демоническим голосом и продолжает сквозь смех: – Проклятие черного шамана не остановить.
Вика вновь закрывает себе рот.
Сажа пачкает щеки.
В ушах звенит.
Глаза слезятся.
Вика смотрит на себя в зеркало.
Ее губы продолжают шевелиться под зажатыми пальцами. Ее рот что-то говорит, прогрызает зубами руки. Вкус собственной крови во рту заставляет Вику убрать руки от лица.
– Это истинная справедливость.
Тук-тук, сердце сбивается с ритма. Тук-тук-тук.
– Открой!
Слышится стук в дверь.
– Вика, открой!
* * *
– Вика, открой.
Папа стучит.
Девушка открывает глаза. Похоже, она уснула, сидя за столом. Она выключает лампу и прячет дневник.
Ее сердце все еще быстро бьется.
Вика осматривает комнату. Это был сон? Приснился кошмар? Никаких следов пожара.
Нет обгоревшей стены, нет пепла. Книжная полка над столом с расставленными на ней плюшевыми сувенирами по-прежнему светло-бежевого цвета.
Вика отодвигает стул от двери и впускает отца в комнату.
– Викуль, ты это что? Не ложилась?
– Зачиталась.
Вика растерянно разводит руками.
Она не нашла ничего получше в оправдание, почему она уже в одежде. Сказала бы, что встала пораньше, сделать зарядку.
– Моя дочка. – Папа довольно подмигивает.
Ему приятно, что его воспитанная дочь, в отличие от ее бестолковых сверстниц, предпочитает по ночам читать книги, вместо того чтобы напиваться в непонятных компаниях.
– И что ты такое увлекательное читала, что забыла про сон?
Вика на секунду задумывается.
Она не сразу находит, что ответить.
Последним, что она прочла и то, к своему стыду, прочла не полностью, было краткое содержание романа-эпопеи «Война и мир» Толстого. В одиннадцатом классе.
– «Властелин колец», – выпаливает Вика громче, чем рассчитывала. – Толкиена перечитываю.
И зачем она это говорит?
Сказала бы, что психологией заинтересовалась или нашла увлекательный любовный роман.
Вот.
Надо было сказать, что читает об СССР. Во-первых, эта тема близка папе, во-вторых, хотя бы частично не соврала.
– Пошли завтракать.
Вика смотрит в зеркало. Поправляет прическу и слышит, как папа уходит и по привычке заглядывает к Димке в комнату.
Ее братик сейчас должен быть в больнице. Они же с отцом после завтрака отправятся его проведать.
– Вставай, соня. Завтрак готов. – Из-за стены слышится, как отец будит сына.
Димка дома? Его выписали, пока она спала?
Вика спешит к брату в комнату. Мальчик недовольно бурчит и неохотно одевается.
– Ты дома?
Мальчик удивленно смотрит на сестру заспанными глазами. Пытается понять, что это с Викой.
Девушка бегом спускается вниз. Пробегает через весь коридор на кухню.
Она слышит, как тяжело выдыхает отец. Она чувствует по звуку шагов, как трудно сейчас ему. Значит, он притворяется, что все хорошо?
Вика чувствует, как грустно у папы на душе. От этого она заставляет себя натянуть улыбку. Пусть папа видит, что его дочь счастлива. Пусть думает, что его дочь в порядке.
Вика заходит на кухню.
– Ого, омлет? – Вика смеется. – Мой любимый завтрак!
Папа грустно улыбается в ответ.
– Я слегка подпалил. – Он опять тяжело выдыхает.
Он знает, что Вика терпеть не может подгоревший омлет, но больше яиц в холодильнике нет, и он не может переделать.
– Пап, правда, вкуснятина!
Отец не отвечает.
Он молча пьет кофе.
Врач ему строго-настрого запретил пить этот вредный черный напиток. Отец должен каждое утро есть овсянку, которую он всю жизнь на дух не переносит, и пить грейпфрутовый сок.
Он, надо сказать, придерживался диеты. С тех пор, как умерла мама, Вика ни разу не чувствовала запах кофейных зерен на кухне.
Но сегодня папа не ест. Ни кашу, ни омлет, ни грейпфрут. Он сам на себя не похож.
– Фу. Омлет, – бурчит Димка и садится за стол. – А где мои хлопья?
Отец не отвечает. Он пьет свой горький кофе, явно без удовольствия, и думает о чем-то. Он посматривает на часы.
– Ты зубы почистил? – спрашивает Вика и заливает молоком тарелку с хлопьями.
– Почистил.
Вика подвигает тарелку братику, садится за стол. И Димка тут же принимается за завтрак.
Она тоже ест. Продолжает расхваливать слегка пережаренный омлет и не сводит глаз с отца. Вика улыбается и всеми силами пытается поделиться своим хоть и поддельным, но хорошим настроением.
Она говорит, что хочет позвать Шампа в дом.
– Можно я его впущу?
Вика рассчитывает, что ее пушистому четвероногому другу удастся своим неуклюжим видом заставить папу если не улыбнуться, так хотя бы немного отвлечься от своих мрачных мыслей.
– Я не против, – отвечает отец.
Он безразлично смотрит в окно. Он, похоже, даже не услышал, о чем спросила его дочь. Его мысли сейчас где-то далеко, где-то в другом мире.
Детям никогда не позволяли пускать собаку в дом. Что-то изменилось. Что-то с отцом происходит.
Вика выходит во двор.
– Шамп! Пошли к нам! – подзывает девушка пса. – Будем вместе завтракать. Шампи, ко мне!
Собаки нигде не видно.
Вика несколько раз позвала любимца, но Шамп не отозвался. Пес, похоже, сидит в будке. Он почему-то не выходит на голос хозяйки.
– Не заставляй меня идти за тобой! – кричит Вика и обувает сапоги.
Девушка идет к конуре и продолжает звать пса.
Пес не реагирует.
Странное тревожное чувство охватывает девушку.
Вика замедляет шаг.
– Шампи?
Девушка останавливается.
– Шампи, ты там?
В ответ девушка слышит побрякивание цепи и какое-то шуршание.
Зачем отец посадил Шампа на цепь?
Осторожно, словно пробираясь по тонкому льду, Вика шаг за шагом приближается к будке.
Она наклоняется и заглядывает внутрь.
Темно.
Ничего не разглядеть.
– Шамп?
Девушка тянет руку, хочет постучать по деревянной крышке. Из угла будки доносится рычание. Картинки из ее ужасного сна всплывают в голове. Пес, который готов разорвать на части хозяйку, пугающий чужой голос.
– Вика! – громко зовет отец. – Вика, телефон. Скорее иди! Мобильник твой звонит.
Девушка отдергивает руку от конуры.
Она торопливо
