нас не двое, нас четверо — Юмашева и “макаров”, Жигалов и “макаров”. Если учесть убойную силу двух пистолетов, уже не четверо, нас получается ровно восемь — восемь против восьми, — Юмашева уже считала секунды, когда услышала стук в дверь. — Это Резник, наконец-то! Мы спасены, а то я в арифметике совсем запуталась».
— А где Коваленко, Слава? — она бросилась к двери, расталкивая задержанных.
— Он в отделе, ждет, когда мы приедем. Ты же его знаешь, — Резник прищурил глаза, привыкая к сумеречному свету.
В прихожей светила тусклая лампочка, свисавшая с потолка на узловатом проводе. Четверо мужчин с вытянутыми руками стояли в шеренгу. В комнате слышались приглушенные голоса.
— Мать, ты меня напугала. Я думал, ты в бойню попала, а у тебя тут полный порядок. Все строем стоят, в одну шеренгу. Пакет где?
— В бойню не попала, а пакет, вот он — пакет, — она приподняла локоть, показывая пакет с маковой соломкой, — надо бы понятых позвать.
— А я уже позвал, проходите сюда, — Резник открыл входную дверь и пропустил в квартиру сморщенного старичка из соседней квартиры и бойкую блондинку с любопытными живыми глазами, весьма пышную даму явно выше сороковой отметки, — проходите, господа, будете понятыми.
Юмашева незаметно скользнула в комнату, положила пакет с соломкой на тумбочку, и встала, широко расставив ноги, прикрыв все подходы к заветной добыче. «Надо чтобы пакет лежал на привычном месте, а то эти гады не преминут заявить, что солому подбросили оперативники, а здесь целых два килограмма ядреного наркотика». Она внимательно присмотрелась к девушкам, уже одетым и тихо воркующим у окна, к парням, «золотарю» Лене и второму, лохматому, обросшему почти до груди немытыми слипшимися волосами.
«Кажется, что они все какие-то жирные, потные, грязные. Не мылись, наверное, недели три-четыре. С кем же из них можно поговорить, чтобы сразу попасть в “яблочко”?» — Юмашева умела отбирать самый лучший «товар с первого взгляда». Угадать мелодию и выиграть лотерею, получить приз, шанс, ухватить удачу за хвост — в последние годы стало повсеместно модным. Юмашева всегда умела это делать, но свой «приз» она выбирала исключительно среди криминогенного контингента. Нужно было угадать именно того человека, который лично видел, как стреляли в Кучинского. И не только видел, но и запомнил приметы, детали, номера… Окна пятнадцатой «нехорошей» квартиры смотрели прямо на дом, где был убит Сергей Петрович. Отсюда панорамно просматривался двор, подъезд, в который ежедневно входил и выходил потерпевший вплоть до того дня, когда его расстреляли почти на глазах всего просыпающегося дома. «В уголовном деле нет ни одного очевидца. Наверное, кому-то было выгодно, чтобы свидетели забыли о происшествии, чтобы из человеческой памяти стерлись мельчайшие детали зловещего утра. Кто-то позаботился о том, чтобы уголовное дело было предано забвению. И этот “кто-то” имеет причастность к убийству. Моя задача установить его личность», — думала Юмашева, зорко охраняя тумбочку с пакетом. Она посторонилась, чтобы пропустить Резника и старичка с пышной блондинкой. Слава потряс пакетом перед носом понятых, открыл пакет, достал щепотку мелкоизрубленных стеблей мака, понюхал, растер пальцами, чихнул, будто нанюхался табачного листа и лишь после этого принялся составлять протокол.
«Резник — прирожденный артист. Сначала расположил к себе понятых, разговорился с ними. Люди при таком раскладе не нервничают, не торопятся, не раздражаются, не смотрят на часы, — Юмашева поджала губы, — умеет парень работать, ничего тут не скажешь. Отлично умеет». Она не ощущала в себе гложущего чувства зависти к артистическим способностям Резника. Вообще такой работой можно лишь любоваться. Боковым зрением она всматривалась в задержанных, угрюмо наблюдавших за пакетом с вожделенной соломкой. «Здесь “ширева” на три месяца. Если этот пакет продать оптом на “черном рынке”, за него можно получить тысяч двести “зеленых”, если не больше. С кого все-таки начать? Маковая соломка пойдет в показатели по отделу. Но это не главное, главное — найти очевидца преступления! Начну с Лени, “золотаря”. Леня — приколист, или хочет таковым казаться. Любит пошутить. А это означает, его мозги еще не размякли от “опиухи” и прочей другой гадости, так излюбленной бесстрашными российскими наркоманами. Интересно бы проверить, ошибусь или нет? Попаду в “яблочко” с первого раза, или все-таки промахнусь? Мне нужно проверить свои способности, чтобы убедиться, есть еще порох в пороховницах».
— Гюзель Аркадьевна, мы закончили. Идем? — Резник нетерпеливо дернул ее за рукав куртки.
— Идемте, Слава. Машины пришли? — Юмашева тряхнула головой, вышла в прихожую и прошла к двери, широким театральным жестом пригласив всех присутствующих на выход. Сначала вышли четверо грузных мужчин с отрешенными лицами и вытянутыми вперед руками, затем выпорхнули две девушки в коротких курточках и сапожках на высоких каблучках, прошествовал высокий лохматый парень, Леня шел последним. Он чему-то улыбался, будто радовался, что, наконец-то, избавился от чего-то дурного и надоевшего. «Нет, я не ошиблась, надо начинать с Лени», — подумала Гюзель Аркадьевна, провожая взглядом веселого «золотаря».
— По машинам! — крикнула Юмашева, наблюдая, как рассаживают по патрульным машинам задержанных. Быстрый досмотр, ничего взрывоопасного, легковоспламеняющегося.
Однажды Юмашевой пришлось наблюдать, как догорала патрульная машина с задержанным бомжом. В новогодний вечер по территории района патрулировала дежурная машина. Водитель и сержант, только что перешедший в службу участковых уполномоченных, по рации получили от дежурного несколько адресов с пьяными скандалами и поехали разбираться. В одной квартире им пришлось нейтрализовать пьяного бомжа, забредшего к бывшей жене, чтобы скоротать новогодний вечер. При транспортировке патруль не досмотрел его, оставив в карманах бензиновую зажигалку. В тесной кабине патрульной машины бомж решил покурить и чиркнул зажигалкой, от неловкого движения искра попала на облитую бензином болоневую куртку, куртка мгновенно вспыхнула, бомж тут же вспыхнул, как факел. Водитель и патрульный в это время находились в очередной квартире по радиовызову «02», разбираясь в тонкостях очередного семейного скандала. Таких семейных скандалов случается много в преддверии Нового года в мегаполисе под названием Санкт-Петербург. Когда они успокоили дерущихся домочадцев и вышли на улицу, машина уже догорала. Возле ее останков толпились сотрудники Главка, прокуратуры, пожарные, любопытные прохожие с собаками и без (время было позднее, новогоднее). Машина ярко горела, как свечка. Юмашева стояла неподалеку, наблюдая, как безуспешно заливают пожарные зловещий факел, но густая пена сползала с него, как стекает вода с крутого обрыва. С тех пор она лично контролировала каждую патрульную машину, чтобы не допустить очередного пожара. «Преступная халатность» — таким определением обозначила прокуратура злополучный новогодний факел. Патрульная машина загорелась в новогоднюю ночь. Ровно в двенадцать часов ночи. Когда Юмашева подъезжала к месту происшествия, она взглянула на часы, в приемнике мерно отбивали удары кремлевские куранты. Она пристально наблюдала за каждым движением
