далекой. А с другой стороны… В его пятьдесят это последний шанс круто изменить судьбу.
— Пообещай, что мы встретимся в Москве, — сказал Макс, удерживая руку Беллы.
Та кивнула головой.
24
Через два дня Макс получил от Беллы смс с новым номером её телефона.
Наша бюрократическая машина работает не спеша, и перевод Максима Витальевича Прилучного в Москву состоялся только через три месяца.
А ещё через неделю Белла и Макс встретились.
25
Хотелось постоянно реветь. Но не от того, что её разлюбили, а от жалости к себе, что большая любовь не состоялась…Что горше — плакать о том, что потерял и больше никогда не найдешь? Ну, не случится больше такая любовь, потому что такого человека, как он, больше нет на белом свете. Или горевать о том, чего не было, что представлялось только в мечтах, но так и не произошло? А у тебя было… Даже не так… Это как смерть. Мы живём, стараясь о ней не думать, потому что, когда допускаем до сердца мысль о неизбежном, охватывает такой ужас… такой… не описать словами…
А тело ещё помнит ощущение счастья жизни. Вот оно, счастье, лежит рядом, горячее, глубоко дышит. В ушах ещё слышится его мерное дыхание. А в носу стоит его запах. А глаза помнят чуть-чуть приоткрытые губы… Так хочется к ним прикоснуться… Но стоит лишь пошевелиться, как он протестующее замычит… обхватит руками… крепко прижмёт к горячему телу — Моё! Не уходи! Не отпускаю!.. А потом накатывает неизбежность уже случившегося. Ты одна. Его нет рядом. Ты больше ему не нужна. Отпустил… Охватывает такой ужас… такой… не описать словами…
Сама виновата — надо было частичку оставлять для себя, не отдавать себя полностью, чтобы не выжгло вот так, дотла. Но об этом уже можно рассуждать лишь потом. А когда любишь — просто действуешь так, как чувствуешь.
Без Тео Белла жила, как во сне. Не та, потерянная любовь, ушедшая, была сном, а сегодняшнее её существование. Потому что каждый день был сегодня. Один и тот же день — сегодня. Не важно, какой был день недели, какое число, не важно, какого месяца. Просто сегодня. Повторялся и повторялся. Как День сурка.
Белла ни с кем не хотела говорить. Да никто и не знал нового номера её телефона, кроме мамы и бабушки. Но и с ними Белла говорить не хотела. О чем? Они очень за неё переживали. Пытались сказать, что время залечит раны, надо собраться. Надо жить дальше. И всё в том же духе. Бла-бла-бла. Бла-бла-бла. Бесполезные, пустые слова… Чем могут помочь те, кто не любил? Не любил так, как Белла. Не был любим таким, как Тео? Разве можно найти слова, чтобы описать, чтобы прочувствовать? Тот, кто не пьянел от божественного вина, никогда не ощутит его вкус на своём языке, пока сам не попробует…
И с работой у Беллы не ладилось. Кому нужен юрист с образованием, но без опыта работы? Если бы ещё она включила своё обаяние, своё жизнелюбие, свою улыбку… Но ей было всё равно. А, если соискателю работы всё равно, то, уж, потенциальному работодателю и вовсе наплевать. Белла потолкалась-потолкалась и смирилась. И хорошо…
Дома было хорошо. Время пролетало не заметно. Проснулась, умылась, села в кресло, вот уже и вечер. А там и спать пора. На улицу совсем не тянуло, не то чтобы с кем-то встретиться. Но Максима Витальевича Белла проигнорировать не могла. Пришлось поднимать свою задницу и тащиться в ресторан. А перед этим ещё и красоту на лицо наводить, платье выбирать… А они все, вдруг, оказались велики, болтались на ней, как на вешалке. Хорошо хоть туфли были по ноге.
Белла так устала, пока собиралась на встречу, что впору было взять недельный отпуск после сборов. С недоумением подумала — как же она вставала каждый день в шесть утра, чтобы привести и себя в порядок, и завтрак Тео приготовить? И ни капельки не уставала. Наоборот, была полна жизненной энергией, которая звенела в её жилах. Так отчётливо звенела, что Белла не только её ощущала, но и слышала её музыку…
На встречу с Максом пришла не Белла, а её тень. «Болеет? — подумал Макс, — Или так переживает из-за расставания? Не может быть, три месяца уже прошло…»
С этой потухшей, потерянной Беллой было непонятно о чем разговаривать. Впрочем, тишина, повисшая за столом, её, кажется, не напрягала. Она молча ковыряла в тарелке салат и ни один листочек не донесла до рта.
— Не вкусно? — прервал молчание Макс.
— А? — вскинулась Белла и с удивлением посмотрела на Максима Витальевича, как будто только что его увидела.
— Не нравится? — переспросил он, — Закажем что-нибудь другое?
— Нет… Да… Всё нормально… — ответила Белла и опять опустила голову.
«Нет! Так не пойдёт!», — возмутился Макс. Ещё не было случая, чтобы женщина так равнодушно реагировала на него. И он исполнился решимости вывести Беллу из апатии.
— А вообще — как дела?
— Нормально…
— Нормально, это как? Чем занимаешься?
— Ничем…
— Ничем? Дома сидишь, что ли?
— Дома…
— Решила отдохнуть или работу не нашла?
— Не нашла…
«И долго это эхо будет продолжаться? Интересно, если бы последним словом было «отдохнуть», она также ответила?»
— А на что живёшь?
Тут Белла задумалась — а, действительно, на какие шиши она живёт? Ни к какому выводу не пришла. В голове было пусто. И она почти сразу забыла — над чем же она задумалась?
26
Мама и бабушка, всё-таки, оказались правы — время лечит. Прошёл ещё месяц, и Белла начала приходить в себя. Время и работа — вот те два доктора, которые вытягивали её из омута депрессии.
На работу помог устроиться Максим Витальевич. Должность Беллы звучала очень длинно и на её взгляд смешно — государственный инспектор в области охраны окружающей среды в парках Южного административного округа города Москвы. Странно было получать зарплату за то, что гуляешь по паркам и глазеешь по сторонам.
После многодневного прозябания в четырех стенах Белле было трудно заставлять себя выходить на улицу. Но потом втянулась. Оказывается, осень в Москве была такой красивой, разноцветной. А в парках особенно. Раньше Белла этого не замечала. Или забыла. Среди деревьев пахло свежестью, дождём, чем-то пряным. Светлой грустью пахло. Но не горем, нет, не горем. Тело становилось легким, как будто постепенно очищалось от тяжести воспоминаний.
Что ещё очень нравилось Белле в её новой
