был самим собой, ни на секунду не расслаблялся. Ты разве не заметила? Поразительный самоконтроль! На такое способен только расчётливый убийца с маниакальными наклонностями. Я уверен, что и Синельников пришёл бы к такому же выводу, если бы сам допрашивал его. Иванычу важна только статистика, лишь бы быстрее дело закрыть. А как же Артём?
– Егор, – она погладила его по щеке, – всё закончилось. Давай просто забудем об этом.
– Я не могу, Ира. Это же наше первое дело. Понимаешь? И мы его провалили. Я его провалил. Преступник ушёл от наказания. Тогда на что мы пригодны?
Девушка насупилась, ничего ему не ответив, она осталась при своём мнении, но продолжать спор не желала.
Вечером, проводив Ирину до общежития, Дорохов не выдержал и отправился к Раевскому. Время было уже позднее, пришлось стучаться в дверь его комнаты и просить выйти в коридор.
– Это неофициальный визит, Марк. Дело закрыто, но только потому, что мой начальник не желает копать глубже и довольствуется лишь тем, что лежит на поверхности.
Они стояли у окна, глядя друг другу в глаза. Взгляд Егора был вызывающим, а Марк выказывал абсолютную невозмутимость.
– Я пришёл к тебе только затем, чтобы сказать, что не могу доказать твою вину, но я знаю, что это ты убил Артёма. Ты смог обмануть систему, но не меня.
Раевский в недоумении пожал плечами.
– Это твои домыслы. Что мне до них? Держи при себе и приходи в следующий раз только с официальным визитом, если не хочешь, чтобы я написал заявление твоему начальнику.
– Вот! – усмехнулся Дорохов. – Вот оно, твоё истинное лицо. Наглость, родившаяся от вкуса безнаказанности. Возбуждает? Да?
– Иди к чёрту! – Марк направился к своей двери под сверлящий ненавистный взгляд следователя-неудачника, который сейчас до невыносимой боли напоминал ему мать, и глаза у них одного цвета – наваждение.
Итак, Раевский узнал, что два человека на свете считают его маньяком. Что же он испытывал к ним? Ненависть? Нет, жалость к себе, они возбуждали в нём жалость и презрение к себе. И потому он их боялся, теперь двоих: мать и Егора Дорохова.
Почти символично за Марком захлопнулась дверь, студент почувствовал облегчение и направился к выходу. Что же это было? Егор размышлял о смысле своего поступка. Зачем он пришёл сюда и говорил всё это? Так хотелось быть честным. Он знал, что надо всегда быть честным с самим собой, иначе заврёшься и станешь лгать и во внешней жизни. Но это больно, это всегда больно, ведь приходится признавать свою слабость. Дорохов глубоко вздохнул, набрался смелости и посмотрел правде в глаза.
«Гордость! Типа “меня не проведёшь” или “я не такой дурак, как ты думаешь”. Вот и всё! Гордость! Хотел показать ему, что не промах, что не лыком шит. Этого достаточно, чтобы спокойно жить дальше? А что остаётся? Да, придётся скрипнуть зубами и перевернуть страницу. Но гордость удовлетворена? Чуть-чуть. Я же видел, что он меня понял и признал мою правоту своей реакцией. Пока этого мне будет достаточно», – так думал юноша, шагая в своё общежитие по освещённой фонарями аллее.
Егор вспомнил Иру и улыбнулся. Остался год до окончания учёбы, и они поженятся и будут жить вместе, на первых порах тоже в общежитии, но потом им дадут квартиру. Он вздохнул одновременно и грустно, и сладко.
Глава 4. Рок
Приняв решение сменить институт, он как-то сразу изменился, став более уверенным в себе и одержимым. У него появилась чёткая и осознанная цель – изучать монстра изнутри. Гениально! А в том, что он именно монстр, Марк не сомневался. Да и ещё два человека знали об этом, трое не могут ошибаться.
Сессию в политехе Марку пришлось сдать, чтобы из общаги не выгнали раньше времени, в медицинский институт он поступил без труда, подталкиваемый осмысленным призванием. И вот она – клиническая психология, а за ней – психиатрия. Они манили его, словно магическая книга, открывающая тайны мироздания, а точнее – устройство его же психики, и это было важнее всего на свете. Юноша понял, что самая сложная задача в жизни – познание самого себя. Уже одно то, что он вообще задумался над этими вопросами, поднимало его самооценку над окружающими в разы. Марк признавал свою уникальность и упивался ею.
«Рождён не как все, рос в нестандартных условиях, имею желания, отличные от нормальных. Потому я и не смог покончить с собой, что не это мой путь. Моё предназначение велико, – думал Марк, глядя в потолок, лёжа на кровати в новой комнате уже другого общежития. – Нет ничего загадочнее процессов, протекающих в голове человека. Откуда приходят мысли и желания? В чём их источник? Только лишь животная натура или есть ещё что-то более глубокое? Гены, сидящие в формуле ДНК? В них заложена программа? Чем обусловлена реакция человека на внешние раздражители? Почему один человек вызывает симпатию, а другой нет? Море вопросов! И так хочется найти ответы, заглянуть за грань обыденности и раскрасить каждый шаг яркими красками понимания и осмысленности. Так, что не просто ступил налево, а знать, почему ты сделал именно это. Найти первопричину, побуждающую к действию, уметь объяснить реакцию и научиться контролировать её. Вот что самое важное, к чему следует стремиться».
Задачи Раевский поставил перед собой грандиозные, но как же приятно трепетало сердце в груди от предвкушения их разрешения. Он чувствовал, что научиться управлять самим собой равносильно покорению целого мира. Действовать! Надо действовать! Читать, слушать, наблюдать, впитывать и делать выводы!
Марк принял к сведению те ошибки, что совершил в предыдущем своём студенческом опыте. Он пытался слиться с толпой, стать своим, но выглядело это жалко и унизительно. Больше он такого не допустит. Ему ни к чему притворяться и приспосабливаться, Марк решил, что будет самим собой, как в школе, сторонящимся толпы странным типом, глядящим свысока на окружающих. Он чувствовал своё превосходство, как переживший нечто значительное, именно то самое, что и мысленно формулировать он не смел.
Было ещё одно, повышающее самооценку юноши, чувство. Раевский понимал, что в нём заглавную партию играют гены отца, но он презирал его за то, что тому нужно было лишь удовлетворить свою похоть и он покушался на слабых девушек. Ради секса? Это смешно! Марк и так мог его получить без всякого насилия, если бы он был ему нужен. Молодой человек совершил что-то намного значительнее, чем его отец. В своём поступке он видел несравнимо более глубокий смысл, чем в грубом и грязном сексуальном насилии над слабыми особями женского пола.
