идейные течения в русском обществе и правительственном лагере на протяжении двух пореформенных десятилетий. Находясь на железных рельсах классового подхода, Левин всемерно прославлял террористов-народников, раскалывавших общество, разжигавших ненависть к существовавшему строю. К числу достижений он относил и резкую оппозиционность социально-революционного народничества русскому либерализму. Автор «пел дифирамбы» экстремистам, их верности идее насильственного ниспровержения самодержавия, нисколько не задумываясь, к чему это вело, закрывая глаза на предпринимаемые в стране широкие реформы во всех сферах жизни общества.
Примерно в таком же стиле написана брошюра Р. В. Филиппова «Первый этап «хождения в народ (1873—1874)»220, в которой показаны попытки народников найти «организующие начала движения» и рассказывается об их пропаганде в некоторых районах России.
С тех же позиций, вместе с тем глубоко и аргументированно, показывает народнические кружки и «хождение в народ» в 70-х годах XIX в. Б. С. Итенберг в своей книге «Движение революционного народничества», вышедшей в 1965 г.221
Революционное движение 60—70-х годов XIX в. нашло свое отражение и за рубежом.
Вскоре после первых покушений на Александра II видный английский буржуазный журнал «Фортнайтли Ревью» опубликовал обширную статью русского писателя и журналиста П. Боборыкина «Нигилизм в России». Считается, что это была первая попытка в английской печати более глубоко проанализировать начавшееся в России движение разночинцев222.
В 1883 г. немецкий либерально-буржуазный профессор Базельского университета Альфонс Тун в книге «История революционных движений в России», показав события 60-х годов, основное внимание посвятил революционному движению народнического и народовольческого периода223. Интересно, что у Чернышевского он отрицал всякие оригинальные идеи «в социально-экономической области», считая его «демократом и социалистом в смысле школы Сен-Симона и Фурье»224.
Итальянский историк Франко Вентури в 1952 г. напечатал свой капитальный труд «Русское народничество»225, в котором рассмотрел революционно-демократическое движение в России с начала зарождения русского утопического социализма до 1881 г. включительно. Автор провел добротный анализ теоретических источников русского крестьянского социализма. Вместе с тем, «народники нигде не смогли вызвать бунт или мятеж, — подчеркивает профессор Вентури. — Повсюду крестьяне слушали этих необычных странников с изумлением, удивлением, а иногда с подозрительностью»226.
В 1955 г. в Голландии вышла книга Д. Майера «Знание и революция. Русская колония в Цюрихе», в которой автор оценил народничество как чисто интеллектуальное движение227.
Преподаватель Варшавского университета М. Ваврикова в 1963 г. напечатала свою монографию «Революционное народничество семидесятых годов XIX века», где проанализировала историю революционного народничества с середины 50-х годов до конца 1878 г.228
Ряд англо-американских историков не сомневается в объективно отрицательной роли революционных демократов. Нет сомнения, пишет Б. Пейрс, «они никогда не были способны ни на что, кроме вреда для России». А в ореоле революционеров повинно само правительство, своими неумелыми действиями превращавшее их в героев229.
Английский исследователь Д. Броуэр в своем труде (1975) дал достоверную оценку влияния системы просвещения России на формирование революционной молодежи230. М. Партридж предложила хорошо аргументированную трактовку развития революционной деятельности А. И. Герцена231.
Краткий обзор историографии революционного движения 60—70-х годов XIX в., усложнение идеологических и познавательных задач убеждают, что объективное, научное разрешение сложной проблематики общественного движения в пореформенной России требуют дальнейшего беспристрастного, комплексного их изучения в тесной связи с другими вопросами без вульгарных и примитивных извращений.
Часть I
СТАНОВЛЕНИЕ ЛИЧНОСТИ РЕФОРМАТОРА
Глава первая
ВОСПИТАНИЕ НАСЛЕДНИКА ПРЕСТОЛА
Воспитание человека начинается с его рождения.
Ж.-Ж. Руссо
1. Детство и отрочество (1818—1834)
Истоки
Будущий российский император и реформатор Александр II родился в самом сердце страны — в Московском Кремле. Произошло это весной 1818 г. Как отмечают современники, весна тогда была теплая, светлая, буйно распускалась зелень.
Москва не успела еще оправиться от нашествия французов и страшного пожара двенадцатого года. Везде, даже на главных улицах, не исключая Тверской, виднелись обгорелые остовы стен, закоптелые, полуразрушенные дома, окруженные забором пустыри1. Толпы празднично одетого народа в светлый день Пасхи гуляли по Кремлю, обращая внимание на скромное здание, стоявшее неподалеку от колокольни Ивана Великого. Это был дом митрополита Платона при Чудовом монастыре2, в котором с конца сентября 1817 г. проживала великокняжеская чета3: 22-летний Николай Павлович, второй брат царствовавшего тогда императора Александра I4, и его 19-летняя супруга — Александра Федоровна, урожденная принцесса Прусская Фредерика-Луиза-Шарлотта-Вильгельмина, дочь прусского короля Фридриха-Вильгельма III5, готовившаяся стать матерью. Александра была родной племянницей и крестной дочерью английской королевы Софии-Шарлотты, супруги короля Георга III и, таким образом, родственницей будущей английской королевы Виктории-Александрины6.
По отзывам современников, великий князь Николай Павлович в то время еще не имел той величественной, могучей и статной фигуры, которая ныне представляется каждому при имени императора Николая I. Он был очень худощав и от того казался еще выше. Николай Павлович горячо любил свою молодую супругу, отвечавшую ему взаимностью.
И вот в среду, 17 апреля7, на четвертый день святой недели загудел златоглавый Иван Великий. Его торжественный звон подхватили колокола всех сорока сороков церквей Белокаменной. Первопрестольная столица, а затем и вся Россия узнали, что в этот день родился великий князь Александр Николаевич.
«...В 11 часов, — писала позже в своих мемуарах Александра Федоровна, — я услыхала первый крик моего первого ребенка! Никс (вел. кн. Николай Павлович. — Авт.) целовал меня и плакал, и мы возблагодарили Бога вместе, не зная, даровал ли он нам сына или дочь, когда матушка (императрица Мария Федоровна, вдова Павла I)8, подойдя к нам, сказала: «Это сын». Мы почувствовали себя еще более счастливыми при этом известии, но помнится мне, что я ощутила нечто важное и грустное при мысли, что этому маленькому существу предстоит некогда сделаться императором»9.
