книгу — плаксивый подростковый манифест, который в то время воспринимала как священное писание.
— Мне очень понравилось, — признался Дэнни. — Я пытался заставить Кэтрин прочитать, но вряд ли она что-то поняла.
Он смотрел куда-то вдаль, словно за перилами крыльца расстилался роскошный вид, хотя всю перспективу загораживал находившийся через дорогу дом, с карниза которого все еще свисала новогодняя гирлянда с наполовину перегоревшими фонариками.
— Это будет нашим с тобой общим впечатлением, — произнес Дэнни.
Войдя в дом, они обнаружили, что Кэтрин глубоко спит. Дэнни провел рукой над ее ртом, проверяя, дышит ли она, и забрался в кровать рядом с ней. Уставшая Орла легла на полу, и Дэнни вытащил из-под своей головы подушку и бросил ей.
— Ты будешь помнить нас, Орла? — тихо спросил Дэнни.
Сердце у Орлы чуть не выпрыгнуло из груди, и у нее мелькнула мысль: может, она была неправа, оставаясь храброй, чистой и мудрой, и не нужно ли ей забрать заявку из престижного колледжа в горах или попробовать уговорить Дэнни поступать туда вместе с ней? Будучи семнадцатилетней девушкой, она верила, что у него отличные задатки, которые не заметны никому, кроме нее.
— Кого это — вас? — спросила она наконец.
Дэнни, уже засыпая, ответил:
— Всех нас. Ну, знаешь, ты будешь где-то жить, станешь писательницей, и… — Он замолчал и длинно и громко зевнул. — И я буду хвастаться приятелям: «Я ее знаю».
На следующее утро, после того как выступили директор и председатель ученического совета, предстояло произнести речь Орле. На выборах в органы самоуправления она была единственным кандидатом в заместители председателя и, по настоянию Гейл, ради строки в резюме для поступления в колледж исполняла эти обязанности. Стоя на сцене с распечаткой набранного через один интервал текста, переполненного метафорами, не особенно имевшими успех, Орла говорила медленно, надеясь, что Дэнни и Кэтрин появятся хотя бы к концу. Но когда она завершила выступление, их места все еще оставались пустыми.
Через несколько часов после церемонии в доме Орлы зазвонил телефон. Это была Кэтрин. Хотя к тому времени обе девушки уже имели мобильники, они по привычке звонили друг другу на домашний, следуя одновременно формальному и интимному обычаю — гордому свидетельству их долгой дружбы. Кэтрин всю трясло от чувства вины. Все утро ее тошнило после вчерашнего, объяснила она. Потом она поехала с Дэнни на автомойку и ждала его, пока ему тщательно отмывали машину — по пути из дома Иэна ее стошнило прямо на пассажирское сиденье.
— Я опозорилась на вечеринке? — спросила Кэтрин.
— Да нет, — деликатно ответила Орла, словно Кэтрин действительно осрамилась и подруга не хотела говорить ей правду.
— И мне так стыдно, что я пропустила твою речь, — дрожащим голосом, словно вот-вот заплачет, добавила Кэтрин. — Ты не обиделась?
— Нет, конечно, — сказала Орла. И больше ничего. Она слушала прерывистые вздохи на другом конце провода — Кэтрин явно ждала от подруги утешения. Но Орла думала только о том, как Кэтрин заблевала в машине Дэнни кресло, в котором она сидела ночью. Прижав трубку плечом, она скупо молчала.
Закончив разговор, Орла увидела в дверном проеме Гейл с накрытым крышкой пластиковым тазиком, который в Лихайском университете будет жить у нее под кроватью.
— Тебе так много дано, Орла, — сказала мать. — Оставь Кэтрин то, что у нее есть.
Лето прошло мимо, и Орла искала поводы не встречаться с Кэтрин. Перед отъездом в колледж они сдержанно попрощались по телефону. Орла не солгала Кэтрин: она не обижалась и не сердилась — просто не видела причин оставаться подругами. Ее чувства к Дэнни получили обоснование: «Я буду хвастаться приятелям: „Я ее знаю“». Он хочет увидеть ее произведения в печати. Неважно, как дальше сложится жизнь, подумала Орла, Кэтрин обречена быть всего лишь сноской.
Именно в колледже девушка начала следить за ним, потому что там она впервые была одна. По непонятным для Орлы причинам другие первокурсницы в общежитии смотрели мимо нее, словно сговорились. Соседка по комнате пробормотала что-то про проблемы со сном и куда-то переехала в октябре, всего через пару недель после того, как они с Орлой условились, куда повесить постеры и поставить маленький холодильник — не обошлось без старых как мир препирательств двух девочек, не привыкших делить с кем-то комнату. После того как вывезли мебель соседки, Орла весь день клялась себе, что подойдет к одной из студенток в коридоре и скажет: «Я теперь живу одна, так что, может, выпьем у меня сегодня вечером?» Но — вероятно, потому что они сталкивались, в основном когда голые тела были обмотаны полотенцами, — она так и не набралась смелости.
К началу осенних каникул компании уже сколотились и закрепились. Орла слышала, как группы друзей проходили мимо двери, которую она уже перестала держать приглашающе открытой, как посоветовал ей педагог-куратор. Слышала, как они опаздывали на завтрак без нее, слишком рано шли на ужин без нее, шумной толпой направлялись на вечеринки, и тоже без нее. Ее одиночество было таким стихийным, таким полным и беспричинным, что она почти надеялась, что кто-то из секретарей университета придет и сгладит его, как исправляют путаницу с размещением студентов по комнатам и накладки в расписании.
Перед самыми зимними каникулами Орла попыталась вступить в женскую студенческую организацию, случайно попав на вводную беседу, где обнаружила двести девушек в почти одинаковых черных остроносых сапогах, чернильно-синих джинсах и клетчатых шарфах. Только одна из них была одета иначе: индианка, с которой Орла посещала занятия по математике (ну, когда посещала). Бойкая блондинка, беседующая с индианкой, громко и отчетливо произнося слова, повернулась к Орле, когда та села. Она окинула взглядом университетскую фуфайку, голубые джинсы и пластиковые «крабы» в волосах.
— А ты из какой страны? — громко спросила она.
К весне Орла стала уходить в изоляцию. Она продала через студенческий сайт свою столовскую карточку и стала питаться крылышками буффало у себя комнате. Смотрела «Секс в большом городе» на дивиди. Писала рассказы, тексты песен, бесконечные сценарии. И, поскольку для этого появлялось все больше и больше технических средств, наблюдала за Дэнни. Садясь писать, каждые четыре минуты она проверяла его страницу в «Майспэйс». Спотыкалась на входе, затем пялилась на его ник в списке друзей в своем мессенджере, глядя, как буквы превращаются из черных в серые, когда он находил занятие поинтереснее.
Один семестр следовал за другим, и ничего не менялось. Однажды Орла заметила в студенческом клубе индианку, которую видела на заседании женской организации. Она направилась к девушке, и в голове у нее сама собой сложилась приветственная фраза: «Помнишь тот вечер? С ума сойти. Мы что, упустили случай получить
