class="p1">«Долг… олг… лг… г…»
Он обернулся. Двенадцать красных ангелов парили в ядовитом небе, летя на прозрачных крыльях. Встроенные биометические сенсоры просканировали созданий, когда те приблизились, и Фабий тихо зашипел при виде расходящейся по гололитическому дисплею информации. Похоже, что когда-то те были людьми. До того, как нечто древнее, древнее и ужасающе мудрое рассекло их на части и воссоздало по образу терранской легенды.
— Мелюзина… что это такое?
Дочь не ответила. Пока создания кружили вокруг Фабия, он смог разглядеть их получше. Плоть сорвали с костей, обнажив мускулы едкому воздуху. Конечности сломали и вытянули, кости пробурили и опустошили. Крылья были созданы из их же вен и артерий, вытащенных наружу и растянутых. Кровь все еще текла в складках тонкой, как бумага, плоти.
Лишенные век глаза ослепли, ветер ободрал их до молочно-белых комков. Рты и гортани были заменены примитивной кибернетикой. Шепчущие голоса раздавались из ржавых вокс-решеток.
«За тобой долг… долг… олг… г…»
«Вор… ор… р…»
«Украл нашу мудрость… ость… ть…»
— Я ничего не крал, — зарычал Фабий. Эти голоса не принадлежали людям. Не принадлежали никогда. В них был певучий акцент альдари. Значит, это записи.
Ангелы завопили, и помехи затопили его мир. Старший апотекарий схватился за голову, пронзительный звук впился в системы доспехов. А затем ангелы бросились на него. Хирургически вживленные клинки вырывались из рук и ног. Они высекали крупные искры, отскакивая от брони, — твари напали со всех сторон. Фабий отшатнулся, вслепую взмахнув Пыткой. Удар попал в цель, и осколок демона завопил от счастья, когда от ангела остались лишь мокрые клочья свежего мяса.
Но другие наседали, не останавливаясь, и теперь, когда системы закоротило, Фабий никак не мог вызвать помощь. Он был сам по себе.
Он взмахнул жезлом по широкой дуге, на миг отогнав тварей. Протянул руки, сорвал шлем.
— Кому вы служите? — потребовал он ответа, цедя слова. Фабий выхватил игольник из кобуры и навел на проносящихся тварей. Еще бы поймать одну…
Ангелы бросились на него, вопя. Когти оцарапали лицо и броню, игольник вырвали из ладони. Жезл будто дернулся в руке, ища новую жертву. Фабий ощутил, как обожгло вены. Похоже, когти ангелов были покрыты неким ядом.
— Соль на рану, — проворчал он. Хирургеон застучал, выпустив в вены универсальный антидот, а затем начал курс стимуляторов для улучшения концентрации. Апотекарий резко обернулся, сбив на лету еще одну крылатую тварь.
Фабий попятился. Ангелы летели по спирали, их вопли звучали почти как песня. Он крепче сжал жезл, чувствуя, как руки наполняются неестественной силой. Он отступил к колонне. На Фабия упала тень, причем гораздо большая, чем от остальных тварей. Он поглядел вверх.
На него с ненавистью уставилось собственное лицо — во всяком случае, им оно было прежде. Лицо это ободрали и изменили, как и ангелов, но Фабий везде бы узнал собственную костяную структуру. Клона вырастили и растянули, превратив в нечто, больше напоминающее визгуна, чем легионера. У него были даже крылья, хотя монстр оказался слишком тяжелым, и потому не мог летать. Вместо этого он полз, будто летучая мышь, цепляясь за треснувшие камни острейшими когтями. Со скошенного черепа тонкими клочьями свисали хрупкие белые волосы, а в распахнутом рту было столько зубов, сколько могло поместиться.
Фабий зачарованно уставился на создание. Требующееся для подобного изуверства творческое мастерство захватывало дух. Лишь гений смог бы так преобразить плоть воителя из Легионес Астартес. Он создавал подобных чудовищ в юности, превращая солдат в демонов, а потом гнал их в бой во имя своего легиона и магистра войны.
— Ты прекрасен, — пробормотал Фабий, уже готовясь отразить бросок зверя.
Чудовище прыгнуло на него с до боли знакомым воплем, и апотекарий встретил его ударом. Пытка столкнулась с ребрами, и он услышал, как трещат укрепленные кости. Удар отбросил существо, и оно с воем покатилось прочь. Фабий не дал ему времени прийти в себя. Он ударил вновь, пока зверь пытался встать. Пытка обрушилась на череп, смяв кости. В смятении уставившийся на него зверь заскулил, изо рта закапала кровавая слюна.
— Думаете, я не сражался с собой прежде? — спросил вслух Фабий. — Думаете, это первый раз, когда на меня напало взбунтовавшееся творение? — Он развел руки и обернулся, будто обращаясь к зрителям. — Я убил сотни несовершенных клонов. Меня не страшит собственное отражение, каким бы увечным оно ни было.
Тварь взревела и прыгнула, желая вцепиться в глотку. Фабий обернулся и сам схватил его за горло. Когти ударили по броне, раздирая ее, оставляя вмятины. Зверь был сильнее, чем выглядел, — но ведь и Фабий тоже. Старший апотекарий вонзил жезл в брюхо создания и дал волю осколку демона. Волны боли разошлись по существу, и оно содрогнулось, воя в предсмертной агонии.
Фабий ощутил прилив удовольствия — удовольствия демона, не своего — и повернул жезл в кишках твари. Дым повалил из челюстей, хватка ослабла. Он оттолкнул чудовище. Клон зашатался, закатив глаза, а затем медленно рухнул на спину.
Вспотевший Фабий опустил жезл. Скипетр извивался в его руках, будто змея, пытающаяся ужалить.
— Нет, — проворчал он. — Нет. Достаточно с тебя веселья.
Он огляделся, высматривая остальных ангелов, но увидел, что они с перерезанными глотками свисают с вокс-проводов, будто изломанные марионетки. Там же сидела и Мелюзина, легкая как птица, и руки ее были вымазаны в крови по локоть.
— Это то, что я должен был увидеть? — потребовал он ответа. — Ради этого ты являлась во сне моим творениям?
Она лишь улыбнулась и покачала головой, изображая шаловливого ребенка. Но затем улыбка поблекла, и она спрыгнула вниз. Фабий отступил от идущей к нему Мелюзины, с когтей которой капала кровь, оставляя позади следы.
— Это лишь начало, отец. Сумерки грядущей долгой ночи. Послание, написанное в крови старым союзником. — Когда Мелюзина остановилась, ее лицо было совсем близко. — Я могу тебе помочь.
— Ты уже говорила мне это.
— И тогда ты отказался. Как откажешься и сейчас.
Фабий протянул руку и нежно провел пальцами вдоль изгиба ее подбородка. Так похожего на его, но такого другого. И с каждым разом сходства становилось все меньше.
— Но ведь это говоришь не ты, дитя. На самом деле не ты. И я… Если я не могу быть уверен, что эти слова — твои, то как я могу принять поданную тобой отравленную чашу? — Апотекарий огляделся по сторонам. — Верни меня домой. Я должен совершить приготовления. Эта атака не останется безответной.
Она взяла его за руку и потерлась щекой об ладонь.
— Я люблю тебя, отец. И все, что я сделала, было ради этой
