стояла высокой нерушимой стеной — хоть епископа выводи пастись! Суи еле пробрался — настолько густо росла. Сегодня же, просто так к зарослям дикой вишни, где в глубине, у корней одного из кустов покоился мешок с ценностями, не пройти. Ныне здесь расположилась обширная компания.
Траву вытоптали и выжрали, пригнав бесчисленное количество круторогих и длиннохвостых коров, на кусты накидали белья просушиться, развели несколько костров, и сидят, сволочи, выпивая и закусывая! А ведь они тут и спать расположатся, как иначе!
В брюхе противно заквакало полудюжиной лягушек. Знать бы, что так обернется — налегал бы на еду, запасая жирок на тощих ребрах! И жрал исключительно говядину, мстил бы заранее. Ненавижу, блядь, гуртовщиков! Ходят со своими стадами по миру, на солнышко глядят. И в каждом селе у них по невесте!
Пока Бертран стоял, выдумывая, чтобы он сделал такого лютого с наглыми захватчиками, выпади такая возможность, волею Пантократора, его заметили.
— Эээ! — некуртуазно, но убедительно окликнули, выставив напоказ гнилые зубы, признак достатка и сладкой жратвы, — Васьен, ты чо зыришь?
Бертран решил, что в сложившихся обстоятельствах, новое имя полезно. Да и звучит неплохо, с этаким намеком на аристократизм. К тому же, направляющийся к нему молодой, не старше его самого, гуртовщик никакого оружия в руках не держал. Впрочем, у Мармота с собой не было и паршивого ножа-перочинника. И к чему это привело?
Бертран поколебался несколько мгновений меж двумя образами — житрожопого махинатора и опасного грабителя, почти криминальмаэстро или деревенщины, которая лесом едет, песнь поет и дурных мыслей в пустой голове держать не может. Решил, что сначала пусть будет дяревня. Лучше показаться глупым, и резко поумнеть, чем в обратном порядке.
— Да вот, — развел руками Суи, добросовестно выпучившись, — мимо шел, смотрю, коровы ходят.
Гуртовщику и оружия не надо было — стукнет по затылку, и глаза выпадут. Очень уж велик, словно бык на двух ногах. Хрясь кулаком, и голова в плечи всунется. Чем его кормили, раз такой вымахал? Или на ночь в ведро с навозом ставят, чтобы как гриб-шампунен ввысь тянулся?
— Дай думаю, поближе гляну. Красивое же!
— И чо?
— И точно красивое! — повторил Суи, попытавшись изобразить на лице выражение неземного счастья.
Здоровяк тут же и внезапно расплылся в улыбке, сграбастал Бертрана за шиворот — парень и дернуться не успел.
— Ламборжийская порода! — сказано было с такой гордостью, что проживи Суи еще немного в городе, и проникнись городскою извращенностью, то мог бы решить, что новый знакомый сам породу улучшал. Дневно и ночно.
— Сразу видно! — пролепетал полузадушенный Бертран. — Рога! Копыта! Ломбаржия, зуб даю!
— А мясовыход какой! — Суи осторожно поставили на землю. — Ты не поверишь!
— Отчего же, — расправив смятую рубаху, Бертран покрутил головой — вроде бы не отваливалась. А то очень уж шея громко хрустнула при первом натиске, — очень даже поверю. Большой!
— Ха! Сразу видно, что разбираешься!
Верзила протянул руку:
- Таури!
— Васьен, — чуть запнувшись, произнес Суи.
— Так я угадал! — обрадовался Таури.
— Выходит, что так, — кивнул Бертран, — угадал с первого раза! Тебе можно в порту шарики под скорлупками искать!
— Знак судьбы же, точно тебе говорю! — Таури вдруг подпрыгнул на месте, словно радостный ребенок. — Пошли, Васьен, к нашему костру.
— А зачем? — опасливо уточнил Суи.
— По глазам видно, что жрать хочешь. И рука, опять же… — гуртовщик кивнул на окровавленную тряпку, — Дед глянет. А то почернеет и отвалится.
— Дед? — уточнил Бертран, не сообразив, как это глупо прозвучало.
— Если Дед почернеет и отвалится, значит, мы забрели на Пустоши, — назидательно пояснил гуртовщик. — А это далеко. И не пойдем туда все равно.
— А чего так? — осторожно спросил Суи для поддержания беседы. Про ужасные и загадочные Пустоши, что не так уж и далеко на севере, рассказывали многое, да все, поди, сущая неправда, потому что больно уж страшное. Кое-кто говорил, что там немерено свободной земли, где нет господ. Но мало кто в это верил, поскольку не бывает, чтобы земля — и без какой-нибудь свинорылой морды, что дерет подати да аренду. Хорошо если еще не барщину.
— Коровы Пустоши не любят. И нас там не особо, — исчерпывающе, со знанием дела ответил здоровяк. — Потому, разговор пока о руке.
Бертрану ничего не оставалось делать, как пожать плечами и покорно следовать за широкой спиной Таури.
Правду ведь говорят, что в каждой жопе есть дырка. Может и получиться провалиться сквозь нее к прежней удаче?.. Вроде бы и рука почти не болит… А, нет, зараза, только кажется! Еще как болит на самом деле!
* * *
Только Бертран подошел к костру, как ему сунули краюху, щедро посыпанную крупной солью — на гранях даже солнечные лучи играли!
Суи, без лишних слов, благодарно кивнул и вгрызся в хлеб, держа краюху одной рукой. Ни к чему тратить время, когда можно поесть. Вот потом…
Горбушка кончилась, и не начавшись. Бертран удержался от желания поискать под ногами крошки.
— Еще будешь? — спросил Таури.
Суи, быстро и тяжко помучившись, решил, что здесь и сейчас его украсит разумная скромность. Мотнул головой:
- Спасибо.
— Ну гляди, а то если что, ток свистни. Не обеднеем.
Справиться с собой было сложно, но Бертран смог. Примут еще за проглота, который как чайка, жрет все, что в клюв попало. Нет, у Суи все же воспитание и некоторые принципы! Возмущенный желудок забурчал, выказывая совершенно нелицеприятное мнение о принципах хозяина. Но тот, по-прежнему делал вид, что все хорошо.
И старался не подавиться слюной, глядя как гуртовщики продолжают есть, обедать, питаться, трапезничать… Да сколько жрать-то можно! Так и напихиваются, будто в последний раз! Мечут хлеб, вяленое мясо, сыр, всякую зелень… Сволочи!
Снова задергала боль в руке. Подумалось — а не сомлеть ли? Глядишь, пока будешь валяться, придет ночь. И можно будет спокойно достать захоронку. И уйти как можно дальше от проклятого города, чтоб его огнем с неба пожгло!
— И снова мы встретились.
Из мечтаний вырвал громкий голос. Бертран дернулся, открыл глаза. Рядом стоял, переваливаясь с пятки на носок, тот самый чернобородый гуртовщик, что спас утром от глупейшей смерти. Хотя, сложись все чуть иначе — лучше бы и не спасал!
— А… — протянул Суи, — ну да… Доброго вечера!
Подумав немного, он добавил:
— Милостивый и почтенный сударь!
Бертран уже давно привык, что все в жизни более-менее получалось, если пустить впереди скорого дела пару неспешных мыслей. Доселе вежливость себя вполне оправдывала. И здесь не повредит!
— Смотрю, город с тобой обошелся не лучшим образом, — цыкнул зубом старшой.
Удивительное дело, но под внимательным взглядом, в котором ни на зернышко не было злости и осуждения, Бертрану стало стыдно. Не так, чтобы прям до слез, как в церкви, когда представишь, что Бог вот прям щас на тебя смотрит, урода такого, а ты только что яйцо из-под несушки спер и выпил, давясь, в кустах. Но все же ощутимо. Захотелось спрятать босые ноги и укрыть от чужих взглядом калечную руку.
— Ну да, — повторил Бертран, опуская взгляд и плечи. Что тут еще скажешь! Но все же добавил:
— Злые там люди. И больно уж их много. Рвут, тянут любую работу из пальцев друг у друга. Вот и у меня оторвали, вместе с пальцем. Из врожденной городской гнусности!
— Балда! — широкоплечий гуртовщик щелкнул Суи по лбу. Вышло звонко, но небольно и необидно. — Дальше куда?
— Не знаю, — признался парень. Дальнейшее, он действительно, еще не обдумывал. — Может, в гуртовщики пойду?.. — осторожно предположил он.
— Не потянешь, — качнул головой старший, — хлипок. Быка наглостью не взять, сила нужна. И обе руки. Дашь Деду глянуть, понял? А то мне, понимаешь, обидно будет, если у тебя рука отгниет. Зачем, спрашивается, не дал в кабаке сдохнуть?
От напора человека-горы было никуда не деться. И обижать его совсем не хотелось. А то треснет по лбу, уши отвалятся. Привык, понимаешь, быкам рога отбивать!
— Ты гривой не тряси, — хмыкнул гуртовщик, — а встань и иди. Вон к тому дедушке.
Так называемый «Дедушка» сидел у небольшой телеги, облокотившись о колесо. Был он размерами еще больше — локтя четыре в высоту и пару в ширину. Ну точно, женщины их рода к быкам бегали! Как только рогами не обзавелись!
— Дед Мутон, глянь на парня!
Оглушенный рыком Бертран подошел к деду. Тот цепко ухватил за руку, молча начал сматывать грязные тряпки,