посидел в классе минуту, другую, посмотрел на свой портфель — осенью тот блестел от лака, а к весне вытерся и даже ручка надломилась, словно целый год в портфеле носили тяжести. «Чем бы заняться? — грустно подумал Пашка. — Может, записаться в музыкальную школу?» Приятели говорили ему, что там безо всякого слуха цокотам играть выучат. Пашка представил, как выходит с баяном на крылечко, разводит меха и… Но играть лучше Кольки Коробочкина он все равно не будет. Тот еще до музыкальной школы выучился играть по слуху, а уж когда освоил ноты, то всех в селе обошел. Попробуй, догони его!
— Паша, ты что тут сидишь? Весна на улице, — заглянула в класс учительница биологии.
— Да так. Сейчас пойду. — Пашка нехотя поднялся.
— Ты не спешишь?
— Не.
— Тогда помоги девочкам. На кроликоферме клетки поломались.
Учительница биологии ушла. Она знала, что если Пашку о чем-то попросить, то можно не проверять и не сомневаться, все сделает. Такой уж он безотказный и обязательный человек.
«Пойду на ферму, — понуро сказал себе Пашка, — буду клетки чинить». И тут он немного повеселел: ему подумалось, что возьмется он за разведение кроликов, изучит все тонкости этого дела и выведет необыкновенную породу, такую, что… Тут фантазию его заело. Пашка не знал, какой кролик лучше: с длинной шерстью, как у овцы, или большой и толстый, как поросенок? Через минуту Пашка поделил свою жизнь на две равные части: одну половину жизни он выводил мясную породу кроликов, а другую тратил на выведение пушной.
На ферме, которая располагалась в сарае сразу же за школой, возле клеток хлопотали девочки.
— Вон он!.. Пришел, не запылился! — сердито встретили они Пашку. — Когда ты здесь последний раз был?
— В этом году, — примирительно улыбнулся Пашка.
Но девочки осерчали еще больше. Пашка понимал, что страдает за всех мальчишек, которые убежали на рыбалку и в радиокружок.
— Я клетки чинить пришел, — насупился он.
— Ну и чини, кто тебе не дает…
Пашка взял молоток, гвозди, направился в угол и вдруг увидел там Женьку Горлова. Тот щеточкой чистил кролика с длинной голубоватой шерстью.
— Откуда такой взялся? — спросил он у Женьки, кивая на кролика.
— Ангорский. Это такая особая порода. Из района в прошлом месяце пару прислали.
«Вот уже пуховая есть. Мясную, может, тоже где-то вывели», — настроение у Пашки стремительно падало. Он с надеждой посмотрел на Женьку, который считался одним из лучших школьных кролиководов, и тихо спросил:
— А как он ничего… ангарский-то?
— Во-первых, ангорский, — снисходительно поправил Женька, — во-вторых, спрашивай точнее.
«Тоже мне, развыбражался!» — немного обиделся Пашка, пальцами помял шелковистую голубоватую шерсть кролика, погладил его длинные уши и спросил:
— Недостатки у него есть?
— Очень нежная порода, — озабоченно пояснил Женька, — холода боится, жары боится. Требует особого ухода.
— Это хорошо! — обрадовался Пашка.
— Чего ж тут хорошего?.. — недовольно заметил Женька, пустил кролика в клетку и захлопнул решетчатую дверцу.
«Можно закалить того ангорского и сделать его ангарским». Пашка улыбнулся: ему понравилась такая игра слов. Он подошел к крайней клетке, присел на корточки и двумя ударами молотка прибил отставшую планку.
«Сначала надо приучить его к теплой воде, — Пашка наживил вертушок запора на гвоздь, — для этого надо по утрам купать его в тазу. — Пашка задумчиво переложил молоток из руки в руку, — потом — в холодной, потом — в ледяной…»
— Ты зачем сюда пришел? Ворон считать? — насмешливо окликнула его одна из девочек.
— Чего? — оглянулся Пашка.
— Работать надо! — засмеялись девочки.
«Эх, рассказать бы вам, о чем я сейчас думаю». Пашка посмотрел на Женьку Горлова и тут же усомнился в своей правоте. «Что-то очень уж просто все получается? Неужто никто до сих пор не додумался до этого?.. Нет, ученые, поди, уже закаливают кроликов. Скоро будет новая порода. Как и ангорскую, из района пришлют». Пашка вздохнул и отложил молоток.
— Уже наработался? — Девочки как-будто следили за каждым его движением.
— А чего? Говорите — сделаю.
— Да иди-иди, нужен будешь, позовем!
«Глупые еще», — подумал про них Пашка и вышел на улицу.
Дома он первым делом выучил уроки, потом наколол дров, принес две пары воды. Немного устал, но посмотрел на часы и приуныл: на все дела ушло два с половиной часа. До вечера еще было далеко.
«Пойду-ка рыбу ловить», — Пашка глянул на слепящее весеннее солнышко, зевнул, чихнул и побежал к речке.
Переполненная талой водой, она вышла из берегов и была похожа на Волгу. Да-да, именно на нее. Пашка ни разу не видел Волги, но она для него была самой большой рекой в мире. И когда их маленькая речка разливалась настолько, что затапливала соседние огороды, он с некоторым страхом и восхищением называл ее Волгой.
Приятели Пашки копошились с наметом в протоке. Намет — это такое сооружение для ловли рыбы в мутной воде. Оно состоит из шеста с перекладиной на конце, называемой билом, и сетки, которая натягивается на шест и на било. Билом перекладина называется потому, что когда намет ведут в мутной воде, то крупная рыба ударяется о било, бьется о него, и для рыбака — это верный сигнал: будь расторопным и не упусти добычу.
— Много наловили? — засунув руки в карманы курточки, Пашка подошел к приятелям.
— Зачем пришел?.. Рыбу пугать? — зашикали те на него.
— Нужна мне ваша рыба, — Пашка присел на корточки и заглянул в зеленое ведро.
Среди пожухлой травы кто-то копошился. Пашка запустил руку, наткнулся на что-то скользкое и с криком «Ой!» опрокинул ведро. Вместе с водой из него выплеснулось несколько плотвичек и налим. Он-то и напугал Пашку. Извиваясь как змея, налим заскользил по мокрому берегу к воде, и один из рыболовов, рискуя свалиться в реку, кинулся на него и у самой воды успел схватить рыбину за хвост.
— Ты чего варежку разинул?.. Весь улов чуть не упустил! — зашумели на Пашку приятели.
— Так он того… скользкий, я думал, жаба какая-нибудь, — неловко оправдывался Пашка.
— Скользкий! — передразнил его Генка Бычков. — А по-твоему, налим каким должен быть?
— Вкусным. — Умел Пашка в нужную минуту сказать именно то слово, которое отводило от него и гнев, и обиду.
Мальчишки заулыбались. И тот же Генка Бычков великодушно разрешил:
— Ладно уж, давай, бери намет. Мы тут все наловились так, что коленки дрожат.
— Толку-то, — буркнул Пашка, но намет взял. Нельзя было отказаться. Сильно отклонившись назад, он занес намет над протокой и мягко опустил его в воду.
— Смотри, ко дну прижимай, а то крупная рыба по самому дну ходит, — так, словно видел
