идете?» — «Из Борисова». — «Чего ходила?» — «Табачку разживиться, соли». — «Ну, и как? Разжилась?» — «Выменяла, но все на мосту отобрали. Вот такие, как вы, с нарукавными повязками». — «Да-а, — растянул с ухмылкой Станкевич. — Там стоят еще те живоглоты. Мы вот вежливо обращаемся. И тем более с такой кралечкой. Только вот одного не пойму. Как же ты по лесу шла, и тебя не сцапали партизаны? А может, ты и сама партизанка?» — «Какая я партизанка? Мне не до этого. На моем иждивении больная мать и две маленькие племянницы, мать которых погибла при бомбежке. Вы меня сильно оскорбили этим словом, господин офицер, не знаю какого ранга, но, кажется, высокого». — «Ну, ну, не обижайся. Нечего злиться. Мы тут бабу ловим одну. Бандитку, атамана женского отряда. Здоровенная такая, мужиковатая. Из Москвы прислали ее сюда. Вся грудь в орденах… Сколько она нашего брата порешила! Ну, ничего. Все одно попадется. Словим». Я пожелала, как говорится, поймать кота за хвост и пошла. Но не тут-то было. Опять остановили: «Послушай-ка, красавица. А ты, случайно, нигде не видела ту московскую бабу?» Мне вдруг показалось, что он узнал меня. Рука снова потянулась под платок. Но нет. Гляжу, по другому делу остановил, заигрывать начал. Не отбиться. И тогда меня осенила хитрость. Делаю вид, что устала, и прошу указать избу в близлежащей деревеньке, где отдохнуть можно. Смотрю, обрадовался, засиял, завертелся, как гадюка. Сам дом указал и пригрозил своим собутыльникам: «Ежли кто сунется в хату поперед меня, убью сразу. Гляди у меня!» И ушли. А я, не заходя в дом, на огород — и в лес…
Леля чему-то улыбнулась.
— Вот теперь вся история со мною на этот раз.
Она не любила рассказывать о себе. Зато о своих подругах, их боевых делах говорила взахлеб, боясь упустить даже малейшую подробность. На совещании первой, кого она назвала, была Нина Шинкаренко, верная ее помощница. Леля полюбила Нину сразу, с первой встречи. Полюбила беззаветно за смелость, расторопность, умение быстро ориентироваться в сложной обстановке и принимать удивительно своевременные и верные решения.
Тем более, что они ровесницы. Биография, конечно, у нее, как и у остальных девушек, короткая. Родилась в Краснодаре, в семье рабочего-железнодорожника. По национальности украинка, кандидат в члены ВКП(б). В октябре 1941 года по призыву ЦК ВЛКСМ, будучи студенткой третьего курса Центрального ордена Ленина института физической культуры, добровольно ушла в армию и в качестве помощника командира группы девушек неоднократно выполняла боевые задания в тылу фашистов. В составе группы Колесовой была выброшена в район Крупки. Неоднократно участвовала в засадах против немцев и полицаев. Вот и все, что можно рассказать. То есть, написать на анкетном листке для личного дела.
Никто из девчат группы Колесовой, кроме командира, не отважился взорвать вражеский эшелон днем. А вот она, Нина, в том же сорок втором году после глубоких раздумий, анализа наблюдений и сопоставления фактов решилась на это. Ставка у нее была на людскую привычку в жаркий летний полдень после обеда отдыхать. Господа фашисты это уважали. Они забирались в тень под навесами или в прохладу каменных железнодорожных будок и, оставив на полотне дороги по одному часовому, ложились почивать. Много дней никто не тревожил их блаженные полдни, так чего ж смущаться. Но однажды…
У полотна железной дороги, где лениво ходил, позевывая, разморенный зноем плечистый фашист, появилась женщина в черном траурном платке с маленьким веночком на руках. У нее было что-то завернутое в черное одеяло, похожее на запеленатого ребенка. Печальная, убитая горем, она шла прямо к охраннику. Тот хотел было выкрикнуть свое обычное «хальт!», но в будке путейца спали собратья, и он не стал их будить своим рыком, чего доброго, можно было и по шее получить от фельдфебеля. Было бы из-за чего тревожить их сон… И потому гитлеровец молча подпустил женщину к себе, брезгливо пихнул стволом автомата в одеяло.
— Вас ист дас, матка?
— Ребеночек… Мой мертвый киндер, — сказала и заплакала женщина. — Разве не видно… — она погладила ботиночек на мертвой ножке. Хоронить несу на кладбище… Ванюшей звали. Гансиком… Скончался от холеры… Холера… Очень плохая болезнь — холера!
Охранник шарахнулся в сторону.
— Шнель, шнель, матка! — и повел автоматом, чтоб скорее сматывалась.
А женщине в трауре этого только и надо было. Она перебежала через дорогу и, прикрываясь кустарником полосы снегозадержания, пробралась к повороту железной дороги. Там под рельсом быстренько «схоронила» своего «Гансика» — десять килограммов взрывчатки. Нина успела пробежать под окрик «шнель!» обратно в лес, а тут и поезд в пятнадцать набитых солдатами вагонов подоспел к месту «захоронения».
Двенадцать из них превратились в обломки. Из трех уцелевших прибывшая из Борисова зондеркоманда извлекла и увезла в Оршу раненых. Железная дорога на этом участке была выведена из строя более чем на двое суток.
Нина проявила себя и наблюдательной разведчицей. Она неоднократно ходила в Борисов и другие крупные населенные пункты, где располагались немецкие гарнизоны. В ее наградном листе в 1944 году будет записано:
«В качестве помощника командира группы неоднократно выполняла боевые задания в тылу врага под Москвой. 30 апреля 1942 года в составе группы Колесовой была выброшена на парашюте в глубокий тыл фашистов и пробыла там 26 месяцев безвыходно. Принимала активное участие в многочисленных боях с оккупантами. Лично ею на железной дороге Минск — Орша подорвано два железнодорожных эшелона противника с живой силой, артиллерией и танками. Принимала участие в восьми боевых операциях на железной дороге против вражеских эшелонов. В боях и засадах вместе с товарищами уничтожила до 25 автомобилей и 30 вражеских солдат. Большую работу провела по ведению разведки в г. Борисове и в других гарнизонах противника».
Леля могла рассказывать еще и еще… Огнивцев особенно заинтересовался ее группой и пообещал встретиться с девушками при первой же возможности. После совещания он, уединившись, еще долго расспрашивал Колесову о деталях обстановки, столь важных для профессионального разведчика. Но там, на совещании, Спрогис молчаливым движением руки усадил ее на место и поднял очередного докладчика.
Борис Вацлавский
Даже видавшего виды Огнивцева удивила та бесстрастность и сугубо деловитый тон, с которыми докладывай очередной командир — Борис Вацлавский. Кратко, без эмоций, только о том, что представляет конкретную практическую ценность. Наверное, так отчитываются предколхозов на бюро райкома: сделано то-то и то-то, способствовало то, мешало это…
О Вацлавском Огнивцев знал только то, что его путь в разведку начался по призыву комсомола в октябре сорок первого года. Во Дворце пионеров Бауманского района столицы представитель разведотдела штаба
