что долго сидела на ступеньках дома, быстро собрала сумку — она обходилась минимумом вещей, когда приезжала навестить: наряжаться некуда, она просто хотела побыть с отцом. Она старалась не особо смотреть по сторонам, словно уже уехала, чтобы воспоминаний об этом доме осталось как можно меньше.
— Выходите, пожалуйста. Я просто хочу лечь спать. Думаю, сегодня это у меня получится.
Затаив дыхание, она тянет руку выключателю, и в спортзале загорается неоновый свет.
Темная масса постепенно становится видимой: нагромождение гидрокомбинезонов, спасательных кругов и фонарей.
А еще пустые бутылки и дымящийся окурок — свидетельство недавнего присутствия.
XVIII
Он это ненавидит. Всякий раз боится, что задержится на суше: медицинский осмотр, проверка навыков оказания первой помощи, от которой у него вечно живот сводит, а проверяют каждый год, мало ли моряк не совсем здоров или не в форме.
Старпом сидит в каюте, служащей медкабинетом, и следит за капитаном: она лежит на кушетке. Посреди ночи его разбудил громкий стук в дверь, матрос нашел капитана в обмороке в одном из коридоров наверху. Вдвоем они принесли ее сюда, закрыли дверь на ключ, и помощник остался с ней наедине. Она быстро пришла в себя и сразу улыбнулась:
— Прошу прощения.
Началась качка, и помощник размышляет, почему волны такие высокие и где они сейчас — комфортной ситуацию не назовешь. Но ведь они идут вперед? Они снова набирают скорость, нет?
Он измеряет давление, отмечает, что капитан в сознании, слаба, но в сознании, задает ей стандартные вопросы, чтобы оценить ущерб: кажется, он минимальный.
— Я могу встать?
— Хорошо бы понять, что с тобой происходит. Почему вообще с самого утра ты то тут, то там на полу.
— По-моему, ты преувеличиваешь.
— Скорее наоборот. Нет, без шуток. Я следую протоколу и связался с врачом. Ты не любишь афишировать личную жизнь, но меня просили у тебя спросить…
— Я не беременна.
— Хорошо, хорошо. Записываю. Это надо было исключить.
— Ты меня насмешил.
— Почему?
— Ты покраснел.
— А ты представь себя на моем месте.
— Я на нем была. Раздевала мужчин, зашивала раны.
— Но они вряд ли могли быть…
— Беременными.
— Да, беременными.
— Это правда. Спасибо.
— За что?
— За то, что беспокоишься обо мне. Все будет хорошо. Думаю, тело не пострадало, а голова… скажем так, бывало и хуже.
— Хочешь что-нибудь выпить? У меня припасено.
— Виски?
— Виски в том числе. Наверху.
— Давай поднимемся и посмотрим, что происходит.
Она делает движение, чтобы встать, ей снова хочется окунуться в свой корабельный мирок, все проверить, прощупать пальцами, пройти в носовую часть, вперить взгляд в горизонт.
— Погоди, погоди, ты не можешь немножко побыть в покое?
— Я же говорю, мне лучше.
— Дай мне хотя бы сыграть роль до конца, я вошел во вкус. Серьезно. Успокойся.
— Зачем?
— Увидишь.
Он нежно кладет руки ей на плечи. Настоящие кирпичи, как он и думал. Начинает аккуратно массировать лопатки.
— Надо будет тобой заняться. Я связался с врачами. Как только высадимся в Пуэнт-а-Питре, сдашь все анализы. Тебе бы не повредило побыть какое-то время на суше. Надо понять, с чем связан обморок.
— Говорю тебе, со мной все хорошо. С моим телом. Тело в порядке.
Продолжая массировать, он начинает сомневаться в правильности своей инициативы, во-первых, потому что мышцы зажаты сильнее, чем он предполагал, во-вторых — но слишком поздно, ведь он уже начал, — массаж как-то не вписывается в структуру их отношений, годами остававшихся дружескими, каждый жест выверялся по шкале дружбы из страха — чего? — того, что может открыться дверь, зыбкая скользкая поверхность, такая необъятная вселенная, что поглотит целиком, да, унесет к звездам.
— Спасибо, так очень приятно, спасибо.
— Что ты такое держишь на своих плечах? Почему ты так напряжена?
— Где?
— Здесь и здесь. — Он держит одну руку на ее плече и медленно кладет другую на живот. — У тебя там словно пружина.
— Ты прямо читаешь меня как раскрытую книгу.
— Дыши, а не язви.
— Думаешь, мир бы вращался, если бы не моя твердость?
— Сомневаюсь, но ты могла бы попробовать.
Спустя час они все еще в объятиях друг друга. Чудо океана. Она внезапно заплакала, хотя вроде бы не чувствовала грусти, заплакала почти радостно. У нее потекли сопли и слюни, он протянул ей платок. Рыдания словно выпускали новые потоки воды, новые тропинки, еще несколько минут назад казавшиеся невозможными; ручьи текли по обе стороны от носа до подбородка и даже в уши затекали, когда она поворачивала голову. Он гладил мокрое лицо, гладил волосы, протягивал новые платки, наблюдал, как она краснела, целовал ее нос и лоб, губы. У него тоже были мокрые ресницы и щеки, потому что он проронил несколько слезинок. Он чувствовал, что все так, как должно быть, он может гордиться собой и претендовать на любые звания, скоро от ее боли не останется и следа, слезы постепенно высохнут, она почувствует себя отдохнувшей и победившей, хотя истерзанной путешествием. В едва заметных морщинках все еще блестят слезы. Отличная работа, она вся сияет, улыбается, положив голову ему на плечо. Можно ли после такого жалеть об этом рейсе?
— Уже утро?
— Здесь рано восходит солнце.
— Теперь я могу заняться работой?
— Ты же капитан.
— Чувствуешь вибрацию?
— Что это?
— Мы набрали нужную скорость.
XIX
— Должен уточнить, что ни один искусственный разум не может создать такой чистый горизонт, — улыбается старший механик, присоединившись ко всем на мостике.
— Смешно. Спасибо.
— Итак?
— Никаких сомнений. Радар точный. Все говорит о том, что мы скоро будем у цели.
— Это Ла-Дезирад?
— Надо полагать.
Разумеется, это он. Когда плывешь из старой Европы, непременно видишь Ла-Дезирад и чувствуешь облегчение. Говорят, это первая земля, которая явилась взорам людей Христофора Колумба после высадки на Канарских островах. О желанная земля, наверное, вздохнули они. Они были людьми моря до мозга костей, но все равно нуждались в твердом камне, чтобы ощутить пространство и время. Она смотрит на членов экипажа сверху, они тоже тянутся к известняку и песку.
Она не уверена, что разделяет эту тягу к суше, во всяком случае сейчас, она еще не готова. Но облегчение — да. После того, как корабль разгрузят, несколько дней они проведут среди дикой растительности, может, доберутся до вершины вулкана.
Вот и новый горизонт. Тем более изумительный, что они уже не надеялись его узреть. В этой небесной дали можно потеряться, достаточно перескочить через красные и синие контейнеры, ровные, устойчивые, через надписи, которые уже никому не видны, потому что примелькались. Моряки моментально
