День первыйТОЛЬКО ЧЕРЕЗ НЕДЕЛЮ ОН НЕМНОГО пришел в себя. Миновали ноябрьские праздники, а он их даже не заметил. До праздника ли. Горе, великое горе. Герман оказался прав, визит к родителям Маши дался нелегко. Да что там - нелегко! Как все, оказавшиеся на ее месте, Капитолина Григорьевна во всем винила зятя. Мол, из-за него Маша так надрывалась на работе, дежурила ночами в больнице, где ее и убили. Чувствуя свою вину, он и не возражал. Молча курил, запрещать уже было некому.
- Как же нам теперь, а? - причитала Капитолина Григорьевна. - Похоронить по-человечески до сих пор не можем. Как же это?
- Надо ждать, - хмуро сказал он.
- Чего ж еще ждать? Чего ждать-то?
- Идет следствие, надо найти убийцу.
- Ну найдут, что с того? — всхлипнула Капи-толина Григорьевна. У нее просто больше не было сил плакать. - Машеньку не вернешь. Ты бы сходил к этому своему...
- К кому?
- К Герману Георгиевичу. Отдали бы нам Машеньку, а? Саша?
- Да ведь нельзя, как вы не понимаете! По делу идет следствие!
- По делу... Убийство жены для тебя, значит, дело. Значит, не любил ты ее. Я знала, говорила -не связывайся ты с ним...
- Да замолчите вы, наконец! - не выдержал он. - Хорошо, я попрошу следователя Горанина.
Не удивился, когда просьбе выдать как можно скорее тело Маши Герман откровенно обрадовался;
- О чем разговор! Вскрытие было, акт составлен, судебно-медицинская экспертиза сделала окончательное заключение. Дальше уже моя работа. Сделаю все, что могу.
А Герман может все. Но чего он так суетится? Завьялов спросил:
- Как идет следствие? Что ты выяснил?
- Да почти что ничего, — неохотно сказал Горанин. - Судмедэксперт ничем не порадовал, разве что время смерти уточнил. Но все у него с оговорками, ты же его знаешь. Проникающее ранение в височной области послужило причиной мгновенной смерти. Орудие убийства так и не найдено. Видимо, преступник унес его с собой.
Отпечатков пальцев много: сам понимаешь, сколько народу бывает в кабинете старшей сестры. Больные, медперсонал, да и просто знакомые. Уж очень общительная женщина старшая сестра. Зафиксировали отпечатки, проверили по картотеке. Пока ничего. Мы все отработали, как полагается. Не сомневайся.
Не сомневался он только в одном: Горанин сознательно тормозит следствие. Что ж, придется самому. И вечером он пошел к сторожу. Но в больнице его не оказалось. Никто и не ожидал, что он объявится. Баба Таня оказалась права: после, случившегося в больнице ее муж запил. Вот уже несколько дней не появлялся на работе, и первым делом она начала жаловаться и причитать.
- А можно мне с ним поговорить? - спросил Завьялов.
- Да что с ним говорить-то, — махнула рукой санитарка. - Он ни мычит, ни телится. Я вот сейчас закончу, и поеду. Глаза б мои не видели заразу!
- А мне с вами можно?
- Приезжай-ка ты лучше завтра, Сашенька, ежели уж так надо. Сегодня толку не будет, я его утром добудиться не смогла. В запое ирод. От нервов, говорит. А какие у него нервы? Дубиной не убьешь, вот какие нервы.
- А куда приезжать?
Оказывается, жили баба Таня и Федор в небольшом сельце, в двух остановках от N. Пришлось утром сесть на рейсовый автобус и ехать за город, ежась от холода. Зима уже пришла, но предпочитала оставаться невидимкой. Снега не было, но был мороз! Голые деревья сиротливо ежились под пронизывающим ветром. От скуки Александр разглядывал надписи на спинке переднего сиденья. Нацарапанные ключом, гвоздем, монетой, словом, тем, что оказалось под рукой. Подростки спешили увековечить названия родных деревень и .имена своих любимых. И сообщить всем остальным, что такая-то дура, а такой-то казел. Через букву «а». Кто-то переживал бурную love, кто-то не мог смириться с поражением футбольного клуба, за который болел. Простуженная кондукторша дремала, прислонившись к перегородке, отделяющей кабину водителя. Большинство пассажиров были женского пола и преклонного возраста. С сумками, с котомками, в которых гремели пустые бидоны. Деревенские возили в город молоко, овощи, яйца да яблоки зимних сортов, которые размягчились в лежке, а до того были, как дерево. Он ловил косые взгляды, чувствуя себя белой вороной - без сумок, в кепке, в ботинках, низеньких, совсем не по-деревенски. Наконец, соседка не выдержала:
- Ты откудова будешь, милок? Не из Гатного? Вроде, одет по-городскому. А лицо мне твое знакомо.
- Я страховой агент, бабушка. Из города.
- Агент... - протянула бабуля, делая ударение на Первый слог. - Сколь будет дом-то застраховать?
- Смотря какой дом. Если хотите, я к вам заеду.
Подумал вдруг, что работа страхового агента -хорошее прикрытие. Можно ходить по домам, расспрашивать людей и объяснить свою праздность среди белого дня, если возникнет на то потребность. Он не гуляет, а работает. Бездельников никто не любит. Вот и бабушка подобрела. Пообещав заехать к ним в село, сошел на следующей остановке. Диалог все в автобусе слышали, теперь никто не смотрел на него с подозрением. Это в большом городе ни до кого нет дела, а в сельской местности каждое новое лицо - пища для разговоров на целый год.
Первым делом он огляделся. Бывал в сельце и раньше, но ни родственников, ни знакомых там не имел. Знал, что есть на окраине большой пруд в окружении плакучих ив, где хорошо берет карась. Городские частенько рыбачили здесь, а потом стояли на рынке с уловом. Но на дворе ноябрь, карась больше не брал, и все ждали, когда устоится лед на реке и начнется зимняя рыбалка. С неба сыпалась белая колючая крупа. Он сверился с номерами домов, не спеша побрел вдоль забора. Невольно сравнивал сельцо с городом, находящимся всего в десяти километрах.
Жители города N в большинстве своем были людьми небогатыми. Городской рынок держал цены на уровне, доступном населению. За дорогим пожалуйте в столицу. У кого деньги есть. Он бывал в Москве и понимал, что N - такая глубинка, куда свет столичного солнца доходит едва-едва. И с опозданием на целую вечность. Но для деревенских N - центр цивилизации, солнце персонального значения, предмет зависти и вожделения.
Дело не в убогости села. Дома стояли кирпичные, добротные. Построенные еще в те времена, когда здешний передовой колхоз гремел на всю область. Во дворах мычали коровы, квохтали куры. Погреба были доверху забиты картошкой и прочими овощами, в ряд стояли банки с соленьями и вареньями. Денег не видели, жили подсобным хозяйством, столы на праздники собирали простые, но сытные. И пили при этом в ус-мерть. От скуки. А чем еще заняться? Праздник же! В сельском клубе каждую субботу бывала дискотека, неизменно заканчивающаяся дракой. Единственная асфальтированная улица вела туда, к клубу. Но каждый год все меньше и меньше юношей и девушек собирались там, все норовили уехать в город. Сумевшие перебраться в N на постоянное житье гордились этим неимоверно и на односельчан смотрели свысока. Молодежь вожделела к городу, потому что нравы там были свободнее, круг общения шире, музыка громче, магазины больше. На развлечения город гораздо щедрее, чем деревня, и работа там более легкая. Туда все-таки доходили крупицы солнечного света, ритмы другой жизни...
