позволяет. Ненароком думаю, не должны ли парни меня возить? Не все же им таскаться по пятам. Но решив, что могу нарваться на очередную порцию «комплиментов», бегу к остановке.
В школе царит привычная, для подобного заведения, обстановка: дети орут и носятся по коридорам, старшеклассники тусуются у столовой, учителя с недовольными лицами собираются у учительской. Во вторую смену не так много людей, поэтому коридоры кажутся просторнее.
Быстро нахожу нужный класс.
— Инга, привет! — радостно скачет Антошка и пытается меня обнять.
Пытается, но не решается. У него есть проблемы с тактильностью: может, это врожденное, а может, последствия обстановки, в которой он вынужден расти.
— Привет. — Треплю его по волосам.
Почему-то на ум приходит ассоциация с Робертом. Совсем недавно он также, почти по-отечески, трепал меня по голове.
Антошка красный, с налипшими ко лбу волосами.
— Я сейчас переобуюсь, и ты покажешь мне, куда идти, хорошо?
Антошка кивает. Он радостно дергается в предвкушении веселья. Посматривает на меня, а сам пытается хлопнуть ладошкой мальчишку в синей олимпийке. Тот, смеясь, уворачивается.
Затем мы детско-родительской толпой, во главе с учителем в старомодных очках спускаемся в спортзал.
Два часа я скачу в мешках, бегаю и ползаю, вытирая толстовкой пол.
Ненавижу спорт.
Команда родителей поддается, и дети побеждают. Не знаю, как других родителей, но меня эти маленькие исчадия ада знатно умотали. Особенно маленькая девочка без двух передних зубов. Я соревновалась именно с ней, еле поспевая. Она носилась по залу, как маленький гепард с косичками.
Вот и сейчас она радостно хохочет, глядя, как я кашляю, пытаясь выплюнуть легкие.
— Инга, ты видела, как я быстро бегал? — Антошка заглядывает мне в глаза.
Выглядит абсолютно счастливым. Я вытираю пот со лба.
— Конечно! Ты был быстрый и ловкий, как человек-паук. — Отвечаю, тяжело дыша.
Он довольно улыбается.
После соревнований мы пьем в классе газировку с рулетом, переодеваемся и, наконец, когда уже стемнело, выходим на улицу. Дождь льет как из ведра. Надо было все-таки вернуться домой за зонтом.
— Попадос. — Озвучивает мои мысли Антошка.
— Еще какой, Тоха.
Сжимаю его руку, размышляя, что делать. До остановки далеко: промокнем. Ладно я, а вот Антошка может заболеть. Наташа заморачиваться по поводу его здоровья не будет.
Решаю спросить у Федорцова разрешения поехать с его ребятками. Набираю его номер, глядя, как Антошка повис на металлических перилах.
— Слушаю. — Раздается сухо после небольшой паузы.
— Марк Николаевич, здравствуйте! — Вещаю бодрым голосом, желая поскорее попасть домой. — Извините за беспокойство, у меня к вам просьба: можно попросить охрану меня подвезти? В качестве исключения, разумеется.
Слышу непонятный шорох, а потом его голос становится громче, как будто он поднес динамик к лицу.
— Ты где сейчас?
— Почти в центре — средняя школа номер семь. Это рядом с бывшим домом пионеров.
— Пришли мне адрес. — Неожиданно для меня говорит Федорцов, заставляя сердце ускориться. — Ориентировочно минут через двадцать буду.
— Ладно. — Киваю, будто он видит меня. — Спасибо. — Добавляю растерянно, в тот момент, когда он уже отключается.
Быстро набираю адрес и почему-то вспоминаю, что не накрашена.
Вижу через металлические прутья, как разворачиваются и уезжают ребятки на черной машине. Водитель выбрасывает на ходу окурок из окна. Машина уносится, сверкая фарами.
— Кому звонила? — Интересуется Антошка, беззаботно размахивая пакетом.
— Настиному бывшему жениху. — Отвечаю нехотя.
Не вижу смысла обманывать его. Он знает об исчезновении Насти. Я, разумеется, не вдавалась в подробности, но и моего скупого рассказа хватило, чтобы он расстроился. Первое время он плакал и часто спрашивал о Насте, потом стал реже упоминать о ней. Все-таки мы просто соседи, а не близкие родственники.
Вот и сейчас мне не хочется новых расспросов, а дети это дело очень любят. Самые бестактные существа на Земле. Хотя, нет. Еще тетушки в очереди в поликлинику и на почту, которые очень любят «причинять» добро. Их просто хлебом не корми, дай кого-нибудь поучить.
Но Антошка, на удивление, затихает.
Я смотрю, как тяжелые капли дождя летят на землю и разбиваются о черный асфальт. Громко звонит школьный звонок и толпа старшеклассников высыпает на крыльцо.
Минут через двадцать машина Федорцова подъезжает к калитке. Под громкий гудок мы с Антошкой бегом припускаем к выходу со школьного двора, надеясь не вымокнуть, но тщетно. Дождь усиливается, и в машину мы заскакиваем мокрые до нитки. Занимаем заднее сиденье.
За рулем — сам Федорцов. Наверное, отпустил водителя в конце рабочего дня. На нем роскошный, синий костюм. Из-под пиджака виден ворот белой рубашки. Волосы лежат красиво, но не вычурно, как у Роберта. Мне приходит в голову, что за все время пребывания на каникулах я не видела Федорцова ни в домашней одежде, ни в спортивной.
В салоне тепло и пахнет Рождеством: что-то похожее на корицу или мускатный орех.
— Здравствуйте, Марк Николаевич. — Смахиваю капли с лица.
Волосы промокли, и кудри провисли, став менее выраженными. А длина значительно больше — почти до груди.
Он поворачивается и скользит по мне взглядом, и я от чего-то смущаюсь и спешу добавить:
— Спасибо, что приехали. Льет как из ведра. — Выходит неестественно. — Это Марк Николаевич. — Поворачиваюсь к Антошке, указывая на Федорцова.
Он затих. Сидит, прислонившись спиной к светлому сидению, похожий на мокрого кукушонка. Внимательно смотрит на Марка.
— Привет. — Улыбается Федорцов, и на его щеке образуется ямочка, а взгляд становится теплым. Никогда его таким не видела. — Как тебя зовут?
— Антон Алексеевич. — Пищит Антошка и добавляет. — Красивая машина.
Я пытаюсь сдержать улыбку. Федорцов тихо смеется, а я залипаю взглядом на его лице.
— Я отопление прибавлю, чтобы Антон Алексеевич и Инга Анатольевна не заболели. — Говорит серьезно и тянется к бардачку.
Достает упаковку бумажных платочков и протягивает мне, после чего заводит мотор. Машина бесшумно трогается с места. Мимо проплывает вечерний город: безлюдный, залитый дождем.
Мама говорила, что дождь — это хорошо. Он смывает все плохое, а дождь в дорогу — добрый знак.
Поднимаю глаза и ловлю в зеркале заднего вида взгляд Федорцова. По предплечьям бегут мурашки, а сердце пугливо дергается. С трудом заставляю себя удержать его взгляд, чтобы не выглядеть в его глазах неуверенной дурочкой. Выдерживаю всего несколько секунд и возвращаюсь глазами к окну.
Но меня хватает ненадолго, и я снова осторожно кошусь в его сторону. Зеленый свет бросает блики на рукав его пиджака, делая поездку сюрреалистичнее. Все происходящее ощущается странно.
Тихо бормочет радио. В машине так тепло и уютно, что я начинаю клевать носом.
Последние дни были полны разочарований и потрясений, а сейчас неожиданно на меня спускается долгожданный покой. Ощущение,
