Вот они просто сидят и целуются, целуются; и кровь стремительно бежит у нее по венам, но он кажется таким же спокойным, как всегда. Он обхватил ее своими огромными ручищами, но не притянул ближе. И тем не менее она… она… она чувствует, что ее тело обмякло, словно еще чуть-чуть – и она упадет ему на грудь.
Ей вдруг показалось, что Ардмор слишком спокоен. Это обескураживало ее, и она отстранилась. Но когда он открыл глаза, она пересмотрела свое мнение о том, что поцелуй оставил его равнодушным, потому что было в его взгляде то непостижимое и обжигающее, от чего по бедрам ее побежали мурашки.
– Мы должны вернуться, – сказала она, продолжая обвивать руками его шею.
Ардмор не произнес ни слова – просто улыбнулся своей ленивой шотландской улыбкой и снова наклонил к ней свою голову. И она не могла противиться этому – она приоткрыла губы, и он снова принялся ее целовать. Теперь она могла понять прелесть простого поцелуя. Просто позволить его языку… Ну вот. Она дрожит. Дрожит от поцелуя.
На сей раз отстранился он. И глаза его были еще темнее и безумнее, но было в них еще и задумчивое выражение.
– Вы выйдете за меня замуж? – спросил Эван. Руки его по-прежнему лежали у нее на спине.
– Нет, – ответила Аннабел, ощутив укол сожаления. Было бы приятно выйти замуж за мужчину, который так хорошо целуется. Но поцелуи не были необходимым условием для женитьбы, а вот деньги – да.
Он ничего не говорил – просто смотрел на нее.
– Я многие годы мечтала выбраться из Шотландии, – смущенно призналась она, не желая упоминать о деньгах, потому что это было слишком… неприятно.
Он кивнул.
– Я видел, как такое случалось с парнями в деревне.
– Вот и хорошо.
Он снова посмотрел на нее.
– Вы уверены? Потому что я не стану снова вас спрашивать. Мне нужно довести до конца это дело с женитьбой и вернуться домой.
Аннабел улыбнулась.
– Я уверена.
– Вы никогда не выйдете замуж за шотландца?
– Нет.
– Я сожалею о вашем решении.
После этого они вернулись в сад, где их поджидала Имоджин. Глаза ее сияли ослепительным огнем, из-за которого Аннабел даже видеть ее было неловко. Но она выглядела изящно, точно черноволосая принцесса из сказки.
Не успела Аннабел до конца понять, что произошло, как король майского праздника уже удалился прочь рука об руку с ее сестрой, даже не оглянувшись. Аннабел сняла с головы венок из цветов и бросила его в повозку.
Глава 7
Эван почти принял решение. Той барышне, которую он мог по-настоящему полюбить, он не был нужен, или так она говорила. А у него было достаточно здравого смысла, чтобы понять, что тащить женщину обратно в Шотландию, когда та решила выйти замуж за титулованного англичанина, не слишком удачное начало для брака. Но в глазах черноволосой Имоджин было такое сильное отчаяние, что он ощущал его под ложечкой.
В общем и целом Имоджин была подходящей альтернативой. Конечно, ее опекун был категорически против этой идеи, но, возможно, герцог станет более сговорчивым, когда увидит, сколь сильно его подопечная хочет выйти за него замуж. Ба, да она смотрела на него так, будто ничего так не желала, как уложить его в постель прямо здесь и сейчас! Должно быть, она отчаянно жаждет вернуться в Шотландию.
Он мог ее понять: он и сам чувствовал то же самое. Лондон был для него полным дыма, дурно пахнущим скоплением домов, экипажей и людей. Этим утром его карета попала в уличный затор, и дело кончилось тем, что они больше часа простояли, не двигаясь с места.
А в Шотландии сейчас один из тех набухших влагой дней, когда ты почти видишь, как сочная трава тянется вверх, чтобы коснуться ветвей деревьев. И единственный слышный звук – это шум дождя и, может быть, пение птиц; и кажется, что даже маргаритки восхваляют Бога за всю эту красоту. На мгновение он закрыл глаза, но…
– Лорд Ардмор! – молвила она, и печаль ясно читалась в ее голосе. Дела у бедняжки были плохи.
Он открыл глаза и посмотрел на нее. Имоджин – так ее звали. Имоджин, леди Мейтленд. Он ощутил вспышку благодарности оттого, что смог вспомнить ее имя.
– Леди Мейтленд, – ответствовал он.
– Я бы хотела поговорить с вами с глазу на глаз, если вы позволите.
– Конечно. В глубине сада есть островок земли: он топкий и не так часто посещаем всеми этими людьми, – поведал он ей.
Она послала ему томную улыбку, которая почти убедила его, что она ждет не дождется, чтобы он уволок ее туда и сделал свое дело.
– Как невероятно умно с вашей стороны приметить это место! – проворковала она.
Он хотел было оправдаться – в конце концов, он не выискивал мест для свиданий, – но не стал. Вместо этого он протянул ей руку, и они молча двинулись вперед.
– Давно ли почил ваш муж? – осведомился он.
Несмотря на все свои доводы касательно того, что она будет хорошей кандидаткой в жены, он чувствовал странное нежелание развивать эту беседу.
– Довольно давно, – сказала она, снова одарив его томным взглядом. – Я почти о нем не думаю.
Что ж, если это была не ложь, то он никогда прежде не слышал лжи.
Они еще некоторое время шли вперед: она – маленькими, семенящими шажками, потому что платье ее было до того узким, что стягивало ее ноги в коленях.
– Быть может, мне лучше снести вас вниз на руках эти последние несколько шагов? – сказал он, когда они приблизились к склону. – То есть если это не вызовет скандала. – Он оглянулся назад на гостей, но, похоже, никто на них не смотрел.
– Меня не волнует скандал, – промолвила она.
И идиоту было понятно, что это так. Поэтому он сгреб ее в охапку и снес вниз с холма, покуда они не очутились на кованой скамейке под огромной ивой. Дерево нависло над берегом: его изумрудно-зеленые плети касались поверхности воды и погружались в нее. Оно походило на престарелую вдову, волочившую за собой свою пряжу.
Имоджин наклонилась к нему, и ее грудь коснулась его руки. Она была приятно сложенной женщиной, хотя и выставляла это напоказ. После этого она принялась водить пальцем по его груди.
Она смотрела на него – вся ожидание. Эван молчал. Предложение руки и сердца отказывалось облекаться в слова и выходить из его уст.
Поэтому она заговорила вместо него, и, конечно же, голос ее был низким и хриплым, словно у вавилонской блудницы, – на этот счет у Эвана не было никаких сомнений.
– Это празднество так утомительно, – молвила она, незаметно просунув палец под пуговицы его жилета и поглаживая его рубашку.
– Мне оно нравится, – смущенно сказал он, стараясь не отпрянуть. Он не хотел ранить ее чувства. Она была столь же уязвима, как новорожденный теленок.
