я спустился в хорошем настроении, крепко держался на ногах. Пожал руку Руслану Петрову, обменялся дружескими поцелуями с Надюхой. И вслед за Рокотовым и Изабеллой Корж покинул зал через «служебный» ход. Улыбался, потирал горло. Голосовые связки приноровились к работе: сами подсказывали, когда следовало их поберечь. Я не пренебрегал их намёками — придерживался щадящих нагрузок: они позволяли не только петь, но и наслаждаться звучанием собственного голоса и царившей в танцевальном зале Дворца культуры атмосферой.
В репетиционной комнате я занял «свой» стул — прижался спиной к холодной стене. Распрямил ноги, зевнул. Без особого интереса слушал болтовню Веника и Чаги. Вдыхал табачный дым. Наблюдал за тем, как Бурый исполнил работу бармена: с точность до грамма поделил семьсот миллилитров портвейна на четыре порции.
— Хорошо отыграли, — резюмировал Рокот. — Как и всегда. Молодцы.
Он сел за стол, погладил опустившуюся ему на плечё руку Изабеллы. Взял из рук Бурого уже наполовину заполненный портвейном стакан, отсалютовал им музыкантам ансамбля (мы с Беллой снова отказались от спиртного). Парни осушили гранёную тару до дна, словно мучились от жажды. Сергей вытер губы и взглянул на меня.
— Неплохую музычку ты слабал для подружки Петрова, — сказал он. — Девкам слова понравились. Сам сочинил?
Я помотал головой.
— Нет. Серёга Жуков из Дмитровграда. Его песня.
— Кто это такой? — спросил Рокот. — Никогда о нём не слышал.
— Лидер вокально-инструментального ансамбля «Руки вверх!», — ответил я. — У них много хороших песен.
Рокотов вздохнул.
— Ёлы-палы, нам тоже нужны свои песни, — сказал он. — Пусть не такие крутые, как «Олимпиада-80», но свои! Вон, парни из Дмитро… хрен знает откуда и то имеют собственный репертуар. А мы?
Сергей протянул стакан Бурому, который уже откупорил новую бутылку. Я неохотно поднялся со стула и прогулялся к пылившейся в углу комнаты акустической гитаре. Музыканты звякнули стаканами — оросили столешницу пахнувшими виноградом красными каплями. Я вернулся к стене, проверил настройку музыкального инструмента.
— Есть у меня одна эксклюзивная вещица, — сообщил я.
Сыграл короткий проигрыш — прислушался к звучанию струн.
— Ты написал песню? — переспросил Рокотов.
— Только музыку, — уточнил я. — Слова… сочинил один мой хороший друг.
— Руслан Петров, что ли? — сказала Изабелла.
Она смотрела на меня поверх пышной причёски Сергея. Ухмыльнулась. Музыканты отреагировали не слова Беллы Корж улыбками. Чага и Веник обменялись шутками, хохотнули. Бурый заглянул в пустой стакан, вздохнул. Рокот сощурил глаза — смотрел не на моё лицо, а на мои руки: будто силился распознать ту мелодию, что я наигрывал.
Я оставил слова Беллы без ответа.
Завершил проигрыш.
Посмотрел Изабелле в глаза и запел:
— Ты возьми моё сердце на память. Пусть согреет оно твои руки…
Глава 9
— Я кричу: «Не уходи!» Сердце рвётся из груди…
Звуки моего голоса метались по репетиционной комнате: чёткие, громкие. Мне не понадобился усилитель, чтобы заполнить ими этот маленький зал. Я не жалел голосовые связки. Только сейчас прочувствовал, сколько эмоций вложила Алина Волкова в свои стихи. Не утаил их и не проигнорировал. Голосом извлёк их из песни, сконцентрировал в своих словах и в музыке. А во время рефрена обрушил эмоции на расслабившихся после «отработанного» концерта слушателей.
Музыканты и Белла смотрели мне в глаза, не шевелились. Чага и Веник молчали, не улыбались. Бурый держал в руке бутылку из-под портвейна. Он словно позабыл о ней: не убрал пустую тару под стол. В глазах Сергея Рокотова отражались светившие под потолком лампы. Рокот прижал к своему плечу руку Корж. Он будто задремал с открытыми глазами. Изабелла застыла за спиной своего ухажёра. Широко распахнула глаза. Её нижняя губа чуть вздрагивала.
Я в последний раз повторил припев, отыграл аутро.
Замолчал. Накрыл рукой струны.
— Вот, как-то так, — нарушил я воцарившуюся в комнате тишину.
Поставил гитару у стены.
Чага и Веник переглянулись и тут же посмотрели на Рокотова. Бурый печально вздохнул, опустил пустую бутылку на пол. Белла провела пальцем под глазами, шмыгнула носом.
— Кхм… неплохо, — сказал Сергей. — С аранжировкой для нашего ансамбля пришлось бы повозиться. Я бы слегка изменил тональность: всё же мы играем на танцах. Чуть ускорил бы темп.
Рокотов моргнул, пошевелил бровями — будто прогнал наваждение.
— Вот только нам эта композиция не подходит, — сказал он.
Сергей покачал головой.
Добавил:
— Жаль, конечно. Но это не наша песня.
— Почему, не подходит⁈ — сказала Белла. — Почему не наша⁈
Она встрепенулась, убрала с плеч Сергея свои руки, посмотрела на Рокотова сверху вниз.
— А мне песня понравилась! — заявила она. — Она хорошая!
В голосе Корж прозвучали капризные нотки.
Рокот пожал плечами, не обернулся — взглянул на меня.
— Песня здоровская, — сказал он. — Я с этим и не спорю.
Сергей развёл руками.
— Ёлы-палы, Крылов, но ты же сам понимаешь, что написана она для женского голоса, — сказал Рокот. — Вся эта плаксивая тема нравится девчонкам. Но в исполнении мужика звучит она…
Он пощёлкал пальцем.
—…Фальшиво, не по-настоящему.
Сергей пожал плечами.
— Крылов, ты клёво спел, — сказал он. — И слова замечательные: во время припева аж мурашки по коже бегали. Но были места… где я едва не скрипел зубами от диссонанса.
Рокотов почесал подбородок.
— Как бы объяснить… — продолжил он. — Крылов, вот эта вся плаксивость про сердце… не к лицу она мужику. Понимаешь меня? Девчонке я бы за неё поаплодировал. Но не пацану.
Сергей усмехнулся.
— Парни… да и некоторые девчонки нас не поймут, — сказал он. — От лица женщины все эти словечки о сердце в руках звучали бы охренительно. Но от лица парня они — не иначе как слюнтяйство.
Рокотов покачал головой.
Белла вздохнула, но не возразила.
— Так может… у Петрова другие стихи есть? — спросила она.
Сергей указал на гитару.
— Эту песню девчонка сочинила, — заявил он. — Не Руся. Точно тебе говорю.
Корж махнула рукой.
— Ну, тогда это стихи Русиной подружки, — сказала Изабелла.
— Разве? — сказал Рокот.
— Серёжа, ты же сам говорил, что у Крылова нет друзей, — заявила Белла. — Так ведь тебе та девка из его класса сказала? Значит, его «один друг» — это либо Петров, либо эта наглая деваха… Надька Малинен.
Рокотов посмотрел мне в лицо.
— Может и она, — сказал он. — Возможно, ты и права.
Спросил:
— Крылов, твой друг давно сочиняет стихи? Есть у него что-то… нейтральное? Такое, что мог бы петь ты или я? Ну… или даже Чага. Потому что Белла, к сожалению… не любит петь.
Он погладил руку Изабеллы, вновь вернувшуюся на его плечо.
Корж дёрнулась, но промолчала, закусила губу.
— Поинтересуюсь у него, — пообещал я.
* * *
В репетиционном зале я надолго не задержался. Около часа слушал рассуждения музыкантов ВИА о перспективах развития советской эстрады, просветился на тему разницы между «нашей» и «не нашей» современной музыкой, обсудил с парнями достоинства и недостатки отечественных спиртных напитков. О женщинах не говорили: эту тему «на корню зарезала» подруга Сергея Рокотова. Когда Бурый отправился за портвейном — я ушёл вместе с ним. Из Дворца культуры мы вышли вместе: через один из многочисленных «служебных» ходов. К нему нас провела знавшая все входы и выходы ДК Изабелла Корж. Очутился я на улице не с той стороны, куда всё ещё спешили любители танцевать; не там где меня могли дожидаться юные поклонницы Котёнка (в том числе и Лидочка Сергеева). Попрощался с Курочкиным, втянул голову в плечи. Зашагал не в направлении своего дома — едва ли не в противоположную сторону.
К своей пятиэтажке добрался «партизанскими тропами», обошёл кратчайший маршрут «по дуге».
«Засаду» в подъезде не обнаружил.
Выполнил данное маме обещание: вернулся домой до полуночи.
* * *
Утром я ещё во время зарядки изгнал из головы все мысли, что не касались работы над книгой. За завтраком слушал маму вполуха: воскрешал в воображении сцену, на которой вчера завершил работу. Во вчерашнем куске текста рядом с главным героем книги появился новый женский персонаж. Но первые фразы она произнесёт в сегодняшнем диалоге. Я представлял, как именно будет эта женщина вести себя с собеседниками. Дожидался, когда её уже почти оформившийся в моей голове образ обретёт не только визуальные черты. Вот только вымышленная дамочка не говорила — отмалчивалась. Словно чего-то стеснялась. Я слушал мамин рассказ о квартальном отчёте и размышлял над тем, почему в моих мыслях застопорился сегодняшний диалог. Главный герой с готовностью выдавал свои реплики. А вот женский персонаж
