— Значит, свобода воли это иллюзия, — странным тоном произнесла Саманта. — Даже теперь все, что я говорю…
Томас сглотнул, внезапно охваченный недобрым предчувствием. При разговоре он аккуратно складывал салфетку; теперь она лежала перед ним на столе, как маленькая белая книжечка.
— Лишь малая часть вашего мозга участвует в сознательных переживаниях, вот почему многое из того, что мы делаем, мы делаем бессознательно. Значительная доля вашего опыта, ваших переживаний не подвергается обработке механизмами мозга, она просто не существует для вашего сознания, даже как отсутствие. Поэтому ваши мысли попросту приходят ниоткуда, очевидно неконтролируемые, неопределенные… Ваши, и только ваши.
Саманта резко рубанула воздух ладонью, словно предупреждая, и покачала головой.
— Послушайте, профессор, это уже просто безумие.
— Дело гораздо глубже, поверьте мне. Все распадается, агент Логан. Абсолютно все.
Сэм проследила за тем, как пузырьки струйками поднимаются в ее бутылке пива.
— Но это же неправильно, не так ли?
Томас молча смотрел на нее.
— Не так ли? — повторила она с удивлением и несколько раздраженно.
Томас уже, кажется, в сотый раз пожал плечами.
— Свобода воли — иллюзия, это, по крайней мере, ясно… Что касается других психологических понятий, таких как «данный момент», «личность», «намерение» и так далее, то доказательства того, что все они в основе своей обманчивы, продолжают копиться изо дня в день. И если вы хорошенько подумаете, то, видимо, этого нам и следовало ожидать. В эволюционных терминах сознание еще пока что молодо и ведет себя как непрочный парус в шторме складывающихся вокруг ситуаций. Мы по-прежнему цепляемся за бета-версию, если применить компьютерную терминологию. Она только кажется хорошей, поскольку это все, что мы знаем.
— Вы имеете в виду, — сухо сказала Саманта, — хорошей для науки?
Томас сделал большой глоток и тяжело выдохнул носом. На занятиях для новичков нападки на науку были самой расхожей, передаваемой из поколения в поколение реакцией на угрозу, которую представлял собой спор, равно как и самой уязвимой.
— Наука тоже, конечно, чушь. Но это единственная чушь за всю историю, которая хоть как-то преуспела, порождая и отдавая предпочтение тем или иным теоретическим притязаниям, не говоря уже о том, что в результате она делает все окружающее возможным. В исторических понятиях — случай абсолютно беспрецедентный. Чему вы скорее поверите? Тексту какого-нибудь племени, составленному четыре тысячи лет назад и склонному к самовосхвалению? Собственной интуитивной уверенности в том, что вы знаете природу вещей? Какому-нибудь выращенному в тепличных условиях философскому объяснению, которое требует долгих лет специальной подготовки, чтобы хотя бы понять его? Или учреждениям, которые производят компьютеры, атомные бомбы и лекарство от оспы?
Саманта Логан посмотрела на него долгим взглядом, и в этот момент была действительно прекрасна. В телевизоре хвалили «Хед энд шоулдерз»:
«Ведь когда ваши волосы светятся, вы светитесь и сами…»
— Но существуют ведь и истины помимо научных, профессор?
— Разве? Да, существует уйма ненаучных утверждений, звучащих вокруг, это верно. Но истины? Разве Библия 6олее истинна, чем Коран? Платон — чем Будда? Может, да, может — нет. Факт в том, что нам никогда не добиться подлинного знания, хотя бы и миллиарды рвали и метали, заявляя о противоположном. И несмотря на все наставления науки, не перестает казаться, что мы просто дурачим сами себя. Наш внутренний критерий исказился, агент, и мы доподлинно это знаем. Так отчего же нам следует доверять нашим старым меркам?
Большинство просто кивало и обходило спор стороной. Большинство считало, что их льстивым басням ничто всерьез не грозит. Тысячи сект, культов, религий и философов не могли прийти к единому мнению, хотя каждый полагал, что именно его вера вытянула выигрышный билет. Почему? Да потому что они держали его в руках. Каким-то непостижимым образом личный опыт глаголания на языцех, воспоминания о предшествующих существованиях, услышанная молитва или сбывшееся предчувствие оказывались единственным значимым опытом, единственной истиной…
Только единицам удавалось проникнуть в чрево спора и воистину понять. Весь фокус заключался в том, как выбраться обратно.
Томас наблюдал борьбу выражений на лице Сэм. Недоверчивое снисхождение. Саркастическое несогласие, мольба об утешении. Казалось, он мог различить все сменяющиеся оттенки.
— Должна признать, профессор, что этот разговор, несомненно, произвел на меня наиболее угнетающее впечатление из всех. У меня такое чувство, будто я утонула в собственной ванне.
Нейл рассмеялся, Нора застонала.
Несмотря на переполнявшую его печаль, Томас улыбнулся насмешливой улыбкой победителя.
— А теперь прошу пожаловать в семантический апокалипсис.
Сэм сдунула упавшую на лицо прядь волос и спросила:
— Так вы считаете, что Кэссиди добивается именно этого? Старается привести наиболее драматичные доводы?
Томас ответил не сразу, чувствуя пугающую пустоту внутри:
— Древние греки называли марионеток neurospastos, существами на ниточках. Думаю, что, вероятнее всего, Нейл стремится к этому…
— Вы имели в виду — показать нам ниточки?
— Именно. Он хочет поделиться своим откровением со всем миром.
Даже говоря это, он почувствовал, что это неправда, что на кону — нечто куда более страшное. Но, как часто случается во время спора, Томас не видел ничего дурного в том, чтобы подправлять факты, выдавая предположения за фанфары истины. Главное, чтобы в это поверила Саманта.
— Насчет Синтии Повски, — продолжал Томас — Представьте, что то видео было первым доводом. Что он хотел этим сказать? На какие выводы это наталкивает?
Сэм признательно кивнула.
— Что верховодит он. Что он может заставить ее сделать либо, что еще важнее, почувствовать все, что он захочет.
— Так ли? Тогда зачем он передает рычаги управления ей?
— Я не… Чтобы показать, что может заставить ее хотеть изнасилования? Разве не это кредо всех насильников? Мол, этого втайне хотят все женщины…
Томас нахмурился, взгляд его блуждал по бару. Количество людей за столиками, согнувшихся над своей выпивкой, поразило его. Мимо промчалась официантка с дымящимся блюдом жареного мяса.
— А может быть?.. Помните, что сказала Атта? Мы были свидетелями не изнасилования. Нейл — предположим, что это был Нейл, — вынудил женщину испытать нечто вроде множественных оргазмов. Но он даже не дотронулся до нее, по крайней мере в сексуальном смысле. Нет, мне кажется, что он хотел намекнуть на нечто более абстрактное. Мне кажется, что, с его точки зрения, занятая им позиция случайно совпала с тем, что было на видео, и, по сути, это не важно.
