Книга Раздели мою боль - Юрий Борисович Андреев

субстанция коварная. Подобно опытному гримеру оно незаметно для глаза день за днем обволакивает знакомых тебе людей безликой клейкой массой незначительных забот и делишек, прихотливо окрашивая в цвета сиюминутных настроений. И ты постепенно забываешь, что крылось под этими масками. Но однажды наступает момент, когда связующая основа теряет прочность. Тогда маска обращается в прах, и бытие обретает прежние, давно забытые формы…

Американцы гостили две недели. И все это время в их уютном и тихом жилище в спальном районе царил хаос, который случается, когда в трехкомнатной квартире с кухней средних размеров вместе с хозяевами обосновалась на время привыкшая жить широко американская семья. Правда, вопрос с ночевкой уладился без хлопот. Возвращать молодых в комнату, в которой они жили отъезда, Олег с Никой не стали. Их поселили в пустующей гостиной на раскладном двуспальном диване, приобретенном специально по случаю приезда, а подросшего внука у сына на диванчике.

Внук говорил по-русски плохо, постоянно путался в словах, и называл Олега «Гранд Дэдди». И тот внезапно осознал, что в одночасье перешел в категорию деда, а мало изменившаяся на его взгляд супруга Ника стала бабушкой. Но это было еще полбеды. Основная шокирующая, особенно вначале, перемена состояла в том, что зять, и дочка окончательно обамериканились. С первых минут приземления они легким презрением взирали на окружающее, подчеркивали гнусавый акцент, а на предков из Москвы смотрели немного свысока и разговаривали снисходительно, как с малыми детьми. Олега с Никой это коробило, но чтобы не смущать младшего сына Витьку, оба старательно делали вид, что ничего не замечают. Пока он сам однажды не отозвался о них с усмешкой: наши американцы.

Но стоило лишь однажды Маришке встретиться со своими однокашниками, а Гере нанести визит на кафедру, которую оканчивал, и все благоприобретенные американизмы в поведении растаяли, словно их и не было вовсе. Эту удивительную метаморфозу первой заметила Ника. — Ты слышал, как они с друзьями по телефону общаются? — шепотом поделилась она с мужем, когда поздней ночью в квартире, наконец, воцарилась тишина.

— Краем уха. Сначала решил, что показалось, а теперь не знаю, радоваться или огорчаться, — подтвердил тот.

— Конечно, обидно, когда дети, которые стольким нам обязаны, начинают из себя, не пойми, кого корежить, — согласилась Ника. — Но с другой стороны, им дальше жить не с нами, а со сверстниками они общаются нормально.

— Так-то оно, так, но что-то меня стало настораживать, — заметил Олег. — Ты заметила, что раньше наш Витька воспринимал их с долей скепсиса, а теперь на обоих, особенно на сестру смотрит с немым обожанием и чуть ли каждому слову внимает. Страшного в этом ничего нет, на то она и старшая сестра, но они с Герой приехали, и уехали, а нам сына еще долго поднимать надо.

— Считаешь, что не все так просто, — озабоченно вздохнула Ника. — Хорошо, а осторожно попытаюсь поговорить с Маришкой…

Случай выдался уже следующим утром. Олег уехал разбираться с новым заказом, Витя с Германом отправились в компьютерный клуб, и Ника с дочерью остались одни. Разговор первой начала Маришка, и по тону беседы Ника сразу догадалась, что вдвоем они остались не случайно.

— Как ты видишь будущее нашего Витьки? — сразу огорошила ее дочь.

— Пусть окончит сначала институт, специальность врачебную выберет, там посмотрим, — пожала плечами Ника. — На мой взгляд, здесь врачей готовят не хуже.

— Это раньше так было, — безапелляционно возразила Маришка. — Сейчас и лекарства уже другие, и методы лечения. А главное, в Штатах хорошие врачи зарабатывают и живут соответственно. Не питаются, как здесь, подачками больных, в виде бутылок коньяка и коробок конфет, а получают с медицинских страховок, официально, — у дочки внезапно загорелись глаза, и она в упор посмотрела на мать. — Пойми, наконец, талантливым ребятам в этой стране делать нечего! «Мажоры», с которыми Виктор сейчас учится, будут руководить, такие, как он, — пахать на них, как проклятые, чтоб что-то заработать. А эти ребята, пользуясь ситуацией, станут присваивать результаты труда. А в Штатах каждый сам за себя и талант всегда пробьется, — не ожидая такого натиска, Ника в замешательстве молчала, а Маришка, восприняв ее молчание, как знак согласия, еще больше вошла в раж. — Твой Олег — обыкновенный неудачник, имей мужество это признать. Представь, что в советские времена ты, с университетским образованием и замужем за дипломированным телевизионным мастером. Все равно, как этот продавец комиссионки Дима из горячо любимого вами фильма «Берегись автомобиля». Конечно, жила бы гораздо обеспеченнее, чем с инженером или ученым, но такие, как он — обслуга у богатых жуликов, только и всего.

Было страшно обидно и за страну, и за себя, и, особенно за Олега, устроившего в Плехановский эту неблагодарную девчонку, которая последние тирады произносила явно с чужих слов. Но Ника, сумела взять себя в руки и не возражала, понимая, что практицизм, напрочь лишенный сантиментов — это американский стиль, иначе в стране эмигрантов просто не выжить.

— Что ты предлагаешь? — спросила она, как можно спокойнее.

— Я предлагаю попробовать перевести Витю в какой-нибудь американский университет, поближе к нам, — предложила Маришка. — Сейчас такая форма практикуется: по обмену. Там язык подучит, и останется.

— Это пусть он сам решает, — ответила Ника, справедливо полагая, что это очередная идея-фикс, зародившаяся в чьей-то молодой и горячей голове.

Однако все оказалось не так просто. После отъезда сестры их сын «заболел» Америкой и говорил об этом беспрерывно, пока однажды за ужином окончательно не достал мать с отцом. — Ведешь себя, как предатель — поманили из-за океана «Кока Колой», и готов на все, — в сердцах бросила Ника.

— Перестань, мама, на мое будущее вам с отцом глубоко наплевать! Вы оба просто боитесь остаться одни на старости лет!

— Слава Богу, мы с мамой пока еще твердо стоим на собственных ногах! — вмешался Олег. — Совсем сошел с ума от своей Америки. Ты хоть представляешь, как сложно этот перевод осуществить?

— Ты, чтоб перед мамой себя показать, Маришку в Плехановский устроил, а ради родного сына постараться не хочешь! — парировал Витька.

Ощущение было таким, будто на них с женой выплеснули помои. По лицам родичей сын моментально сообразил, что сболтнул лишнего и стал каяться, уверяя, что имел ввиду совсем иное… Эти разговоры так бы и забылись, не случись вскоре история, сильно поколебавшая взгляд Ники на отечественную медицину. Как-то вечером ей позвонила подруга.

— Послушай, середина лета, пора отпусков, мне спросить больше не у кого, — начала она издалека.

— А что произошло? — поинтересовалась Ника.

— Мой знакомый, известный артист, не может концертировать, стала распухать нога. В поликлинике сказали — тромбы в