картина разоренной войной России, и не надо было быть большим знатоком экономики, чтобы верно определить, чем жила в это время стопятидесятимиллионная страна.
В часы вечерней молитвы в душной келье, при свете восковой свечи, мерцавшей перед ликом святого Владимира, послушник Сергий пел Осанну Всевышнему, в полночь при этом же свете составлял донесение для немецкого генерального штаба о нищете и голоде в России, о настроении населения в эти горькие дни. Донесение передавалось резиденту в Киеве и дополненное, обработанное переправлялось в Германию.
А потом все закружилось, как на карусели. Произошли революции в России и Германии. Вскоре докатились слухи о бегстве обожаемого императора Вильгельма II от революции в Голландию. В Германии была провозглашена республика.
Связь с резидентом в Киеве прервалась, но Сергий верил: это ненадолго. «Германия превыше всего, ей самим богом уготована судьба править миром, — думал он. — Придет долгожданный день — вспомнят его скромный труд во имя величия немецкого народа, найдет он достойное одобрение со стороны власть имущих».
Однажды зимней ночью кто-то тихо постучал в замерзшее оконце монастырской кельи. Сергий запахнул рясу, торопливо выскочил на улицу. «Камо грядеши?» — услышал он знакомый пароль и, обрадованный, быстро затащил в келью заросшего, худощавого оборванца с сумой нищего за плечами.
— Курт Вернер, — сказал незнакомец сиплым простуженным голосом, — у меня нет времени долго гостить у вас. Есть приказ свыше — вам необходимо уйти в мирскую жизнь, устроиться где-нибудь неподалеку от Киева на работу. До поры до времени затаиться и ждать указаний...
Незнакомец, словно тень, шмыгнул в дверь и растворился в смутном хаосе бушующей метели. Когда Сергий выскочил в монастырский двор, того и след пропал.
Через неделю послушник ушел из монастыря, сиял рясу и под именем Ефима Ватули устроился обходчиком на железной дороге. С тех пор о нем никто не вспоминал. Но он верил: придет его час.
Шли годы. Ефим жил и трудился на полустанке и все ждал, надеялся: о нем обязательно вспомнят. Ведь человек — не иголка, не может потеряться. Есть, наверное, люди, которые знают о нем, думают о его судьбе.
Осенью тридцать девятого года его, как ударника транспорта, премировали радиоприемником. Он долго настраивал, искал немецкую волну и вдруг услышал ошеломляющую новость: Вильгельм II, сбежавший в Голландию, доживает свои последние дни за высокими, увитыми плющом стенами замка Дронн. Радио сообщало, что кайзер предал свой народ, и Германия не льет слез по поводу неизлечимой болезни монарха. После короткого сообщения в эфире послышалась бравурная музыка.
В тот вечер он долго сидел за столом, сжав крепко руками виски. Безысходные, тягучие мысли звали в черную пустоту.
Но размеренно тикали ходики на стене, ровно шумел лес за окном, и разъяренное сердце стало успокаиваться. Эти простые звуки напоминали о жизни. Да и какое ему дело до судьбы изменника, если сам немецкий народ предал его анафеме.
Время шло, и должен был появиться новый кумир. И вот уже Германия воздавала хвалу Гитлеру. Геббельсовская пропаганда, а о ней Ватуля уже знал по радио, не жалея слов, восхваляла мудрость и божественное предначертание фюрера, призванного самой историей спасти нацию от неминуемой гибели.
Приемник он слушал каждый день, но, кроме хвалебных речей, ничего не знал о Гитлере, а в свою бытность в кайзеровской Германии ни разу не слышал имени этого новоявленного вождя. В то время в офицерской среде о нем не было никаких разговоров.
И вот здесь, на глухом полустанке, с каждым днем Курт Вернер все больше начинал понимать, что к власти в Германии пришел новый сильный человек, сумевший внушить в себя веру целому народу. Страна, поставленная на колени Версальским договором, благодаря воле фюрера, опять выпрямляется в полный рост, обретает былую мощь и славу, словно сказочная птица Феникс возрождается из пепла.
В ночные часы, прослушав передачи из Берлина, Курт все чаще и чаще повторял слова из Апокалипсиса, которые почему-то странным образом связывались у него с обликом Гитлера: «И вышел конь рыжий, и сидящему на нем дано взять мир с земли и чтобы убивали друг друга.»
Истинность этих слов подтверждалась всеми действиями фюрера за последние годы. Страны Западной Европы одна за другой сдавались почти без сопротивления на милость победителя — Германии. И наконец Гитлер начал свое шествие на Россию, как Наполеон двадцатого века.
Война началась для Ефима Ватули неожиданно. Услышал он о ней в четыре часа утра, когда раздался звонок, и хриплый испуганный голос закричал по телефону: война, война!
И сразу же закрутилось такое, что он за свою долгую службу на транспорте видел редко. С наступлением темноты, маскируясь от бомбежек, один за другим в сторону фронта мчались вагоны-теплушки с красноармейцами, грузовые платформы с пушками, танками, автомашинами, с ящиками боеприпасов, продовольствием. Все это было замаскировано зеленым, разрисованным брезентом, ветками, камуфляжной фанерой. Навстречу им, в тыл, спешили поезда с ранеными, с заводским оборудованием, сельскохозяйственной техникой — всем, что нужно было срочно эвакуировать в глубь страны.
Ефим по суткам стоял у будки с зеленым фонариком в руке и порой пробовал сосчитать количество эшелонов, но быстро сбивался и досадливо махал рукой.
«Подкрепление идет солидное, — думал он. — Едет «говядинка», скоро перемелется... Несметную силу двинул Гитлер на Советы, фронт придвинулся уже к Киеву.»
Сколько лет ждал он этого мгновения. Услышал господь его молитву. Звезда великой Германии опять засияет над миром.
А эшелоны все неслись с востока на запад и с запада на восток. Он не успевал за ними следить.
В сегодняшнюю июльскую ночь промчалось через полустанок больше двух десятков составов, а до рассвета было еще далеко. Казалось, один большой поезд движется по дороге, и нет у него ни начала, ни конца.
Проводив очередной эшелон, Ефим вошел в будку, надеясь немного вздремнуть. Но не тут-то было — настенный телефон задребезжал, возвещая о подходе нового эшелона. Опять задрожала будка от стука вагонных колес, зазвенели оконные стекла.
В полночь небо над лесом озарилось от пожара, послышался рев тяжелых бомбардировщиков. Немецкие самолеты бомбили Нежин — крупный железнодорожный и стратегический узел. Земля содрогнулась и застонала от страшных взрывов, вокруг посветлело, деревья и полотно дороги окрасились в розовый цвет.
Ефим застыл у стены будки, глядя на огненный купол неба. Он представлял, какой кромешный ад творится в городе. Сердце его билось в радостном возбуждении.
«Какая силища! Что может устоять перед ней, всемогущей, испепеляющей, обращающей все в прах и тлен? Близок конец Советов, скоро, скоро воцарится здесь великая
