она сама. И голос невероятно приятный, хочется слушать ее весь день, хоть про черта лысого рассказы. Ее лямка снова сползает, обнажая персиковую кожу, а мои ладони стремительно потеют, потому что еще немного и она почувствует, что я возбужден. Боюсь представить как она разозлится.
— А ты один чего там маялся? Школа закончилась разве?
— Не один, с друзьями хотели в баскетбол поиграть, — отвечаю, игнорируя вопросы про школу. — Я их ждал.
— Ух ты, классно. Здорово, что не в телефонах торчите, а вживую собираетесь. Сейчас такое редко, все мальчишки в телефонах сидят. Да и девчонки тоже, чего говорить.
Я снова сжал зубы и промолчал, во мне началось подниматься раздражение. Обращается как с ребенком. Я и был, конечно, ребенком, но ее четкая граница, которую она демонстративно обозначила, меня задела.
Только выдохнул, как она опять это сделала, отчего я сорвался.
— Тебя как зовут-то, малыш?
— Не малыш я, — вспыхнул и зло прижался к ней сзади, почти взорвавшись от прикосновения к ее мягким и упругим ягодицам.
Мое каменное возбуждение она, конечно же, почувствовала, потому что вздрогнула всем телом и резко замолчала, а через секунду и вовсе отодвинулась, почти прилипнув к рулю. Я отступил.
Всю дорогу мы молчали. Я не извинялся, она не ругала. Просто притихли оба, отодвинувшись друг от друга на максимально приличное расстояние. Я все так же был зол на нее и по-прежнему возбужден, и еще зол на себя, что по-прежнему возбужден.
Остановившись у ее подъезда, я спрыгнул на асфальт и придержал самокат, чтобы Анна спустилась. Повернувшись ко мне, она слегка замялась. Ее щеки восхитительно порозовели. Так-то лучше. А то малыш, да малыш.
— Спасибо… — она избегала смотреть мне в глаза, глядя куда-то вдаль поверх плеча.
— Ярослав я, — буркнул я, откинув челку.
— Ярослав… — эхом повторила растерявшаяся девушка. — Спасибо еще раз, что так помог мне.
— Не за что, — пожал плечами.
— Ну, тогда пока.
То ли наш с ней побитый вид, как будто мы сделали что-то плохое, хотя это было не так, то ли искренняя жалость от того, что больше я ее не увижу, но мне вдруг захотелось исправить это неловкое прощание.
— Анна! — кричу, когда она начинает отворачиваться. Девушка наконец-то смотрит мне в глаза, на мгновение неловкость исчезает.
Широко улыбнувшись ей и подмигнув, я запрыгнул на самокат и задорно произнес:
— Еще увидимся.
Наградой за мою безбашенную смелость были ее дрогнувшие в улыбке губы.
Она ничего не сказала на это, но улыбалась, я видел. Не злилась на меня точно. В груди сразу потеплело и скрутилось в дурацкий печально-счастливый узел. Уезжал будучи уверенным, что точно увидимся. Может чувствовал?
— Так встречались или нет? — хмурит брови Анна Владимировна, силясь вспомнить мое лицо.
Но не вспоминает. Ну конечно, что для малолетнего пацана захватывающие дух приключения, для нее не стоящее внимания обыденный эпизод, который с легкостью стирается временем.
— Нет. Не встречались, — отрезаю жестко и, схватив пиджак со стула, сваливаю отсюда.
— Вы завтра придете? — доносится мне в спину, но ответом ей был громкий хлопок двери.
Глава 12
Анна
На следующий день он не пришел, и через день тоже. Давно доделав всю ту мелочь, что он задал мне на пару часов, я откровенно скучала, не зная, чем себя занять. Просто так сидеть на месте мне было не очень спокойно. Все-таки, как ни крути, я ничего не делала, просто сидела.
Решив попросить дать мне какую-нибудь работу у Тони, я позвонила ей, но та с холодной вежливостью сказала, что у нее для меня ничего нет, и обращаться за дополнительной работой я должна непосредственно к своему начальнику.
А через минут десять мне позвонил Корсаков старший. Про себя я решила больше никому из девочек не обращаться — Тоня уже ему отзвонилась наверх и обо всем доложила. Игорь Викторович приказал зайти к нему на последний этаж.
Немного волнуясь, я поправляю складки на юбке и проверяю пуговицы — все в порядке, и только тогда подхожу ближе к его кабинету. Около него сидит его секретарь-референт Ольга. Про нее поговаривают — та еще акула, но другая попросту не выдержит такого бешеного объема информации. Смотрит на меня цепким взглядом, тонкие губы сжаты в одну сухую линию.
— Я к Игорю Викторовичу, — робко проговариваю, но она уже кивает, распознав во мне сотрудницу.
— Проходите, Игорь Викторович предупредил.
Преодолев главного цербера, я стучу, и после короткого и властного «входите», прохожу внутрь. Корсаков старший восседает на своем троне и разговаривает по телефону, жестом подбородка указывает мне на кресло перед его столом.
— Коваль, я тебе все сказал. Если к завтрашнему дню не будет готово — то лучше бы тебе сбежать к границам Мексики и не показываться мне на глаза, иначе я тебя лично четвертую, — жестко процедил он, разглядывая при этом меня. Мне сделалось неуютно от его препарирующего взгляда и сурового тона. И слова, обращенные к некоему Ковалю, я неосознанно примерила на себя. Бросив трубку, он еще мгновение изучал меня, потом сложил руки на стол и наклонился ближе.
— Анна Владимировна, я не понял, вам нужна эта работа или нет?
— Да. Нужна, конечно, — растерянно отвечаю ему. Тон Игоря Викторовича мне категорически не нравится.
— Тогда почему мой сын не на своем рабочем месте?
Хлопаю глазами, не зная что сказать. Мне что его за руку сюда водить?
Корсаков подтверждает мою абсурдную мысль.
— Я думал мы с вами договорились. Вам нужна эта должность, и вы все для этого делаете. Если нужно — вытаскиваете его из постели, готовите кофе, одеваете в рубашку, причесываете и так далее. И везете сюда. Как вы его уговорите — ваша проблема и, собственно, основная задача. Мой сын должен сидеть в своем кабинете. Вы все поняли?
— Да, — мой тихий ответ его, кажется, устроил, потому что он указывает мне взглядом на дверь.
— Я занятой человек, и не хочу повторять все по нескольку раз. Если не справляетесь, тогда эта работа не для вас. Просто сидеть в соцсетях может любой другой человек. Даю вам пару часов притащить его сюда. Заодно скиньте фото последних документов, которые он подписал.
В этот момент мне уже даже не хочется возражать про соцсети и доказывать, что я не зарегестрирована ни в одной. Распирает только желание сказать, что последнее я делать не буду, не буду делать фото никаких документов. Но беспрекословность его тона и угроза увольнения не позволяют этого сделать. И поэтому я продолжаю молчать, не
