жить в Африке, Азии и Латинской Америке.
В традиционно католических странах Европы церковь сохраняет свое политическое и культурное влияние. Исследователи выделяют, как правило, два исключительных случая сохранения религиозной практики в обществе и даже относительного роста интереса к церкви – это Италия и Польша. Например, данные Европейского исследования ценностей (EVS) по Италии показывают, что по многим параметрам растет значение религии и то, что в православии называется воцерковленностью: общая церковная посещаемость выросла на 5 % с 35 % в 1981 г. до 40 % в 1999 г. А показатели веры в Бога и в загробную жизнь соответственно выросли с 84 % (1981 г.) до 88 % (1999 г.) и с 47 % (1981 г.) до 61 % (1999 г.). Количество же тех, для кого «Бог не важен», уменьшилось с 10 до 6 %. В возрастной группе от 18 до 29 выросли следующие показатели: вера в Бога с 82,6 % (1981 г.) до 94,2 % (1999 г.), загробную жизнь с 50,4 % (1981 г.) до 73,6 % (1999 г.), и вера в ад с 21,3 % (1981 г.) до 44,6 % (1999 г.). Количество же тех, для кого «Бог не важен», уменьшилось с 18,8 % (1981 г.) до 8,3 % (1999 г.)[170]. Нужно отметить, что, конечно, 1981 г. в данном случае можно считать пиком секуляризации, эмансипации общества от традиции, а к концу 1990-х гг. ситуация просто выровнялась. При этом удержать интерес к католической вере, особенно среди молодого поколения, – не такая простая задача.
Движение к новому образу Католической церкви, к переосмыслению отношений с окружающим обществом началось со Второго Ватиканского собора и развивалось во время понтификата Иоанна Павла II, который стал по существу первым медийным популярным папой. Бенедикт XVI продолжил линию на консервативную евангелизацию Европы и частично начал те реформы Ватикана, которые затем стал проводить его преемник. Однако по-настоящему мировоззрение социального диалога и открытости, новых форм миссии и по сути новой евангельской миссионерской и социальной политики появилось вместе с папой Франциском. Он представил миру и новый медийный образ, и новые социальные идеи, и реформаторское представление о роли мирян и жизни прихода. Папа Франциск вдохнул новую жизнь в старые идеи во многом благодаря личной харизме и экстравагантным для понтифика высказываниям и поступкам. В результате появилась принципиально иная программа церкви. Она вызвала раздражение консерваторов за то, что подталкивает к созданию новых форм католической работы в области миссии, приходского служения и социальных проектов. Либералы, в свою очередь, также остались недовольны, так как папа Франциск так и не принял ни одного действительно либерального решения (манифестом католического либерализма, например, можно считать письмо богослова Ханса Кюнга, опубликованное в 2010 г., своему давнему оппоненту Бенедикту XVI, где Кюнг требует от Ватикана большей открытости и диалога со всеми, литургической реформы, фактической отмены безбрачия для духовенства и т. п.).
Программа папы Франциска была выражена в его энциклике «Evangelii Gaudium» («О возвещении Евангелия в современном мире») 2013 г.[171] Значение этого документа в том, что он не только отразил новые веяния в Католической церкви, но и выразил общие для всех исторических церквей тенденции: акцента на развитии активности мирян, открытости и повышения мобильности общин на местах, социальной направленности служения и миссии, в конце концов новый евангелический дух христианства. Все эти процессы происходят в консервативном контексте, а отнюдь не в стиле либерального богословия, свойственного лютеранам, методистам, англиканам. Многие положения энциклики папы Франциска перекликаются с теми призывами, с которыми к церкви обращался патриарх Кирилл в 2009–2011 гг. Именно тогда сформировалось социальное послание патриарха Кирилла. Глава РПЦ, так же как и папа Франциск позднее, много говорил в своих проповедях о социальном служении церкви, об изменении отношения к миссии, к простому человеку.
В своей программной энциклике папа Франциск провозглашает обновленное благовестие и новую евангелизацию[172]: «Всякий раз, когда мы стараемся вернуться к источнику и восстановить изначальную свежесть Евангелия, перед нами возникают новые пути, творческие методы, иные формы выражения, более красноречивые знаки, слова, наполненные новым значением для современного мира. Действительно, любое подлинное евангелизаторское действие всегда “ново”» (Evangelii Gaudium. II. Сладостная и утешительная радость евангелизации, 11). Миссия становится отныне центром церковной жизни: «Давайте во всех регионах земли объявим “бессрочное миссионерское положение”. “Миссионерскому выбору” должна быть также подчинена и работа всех церковных структур. Они должны быть «подходящим руслом для евангелизации современного мира, а не для самосохранения. Только в таком смысле можно понимать реформу структур, требующую пастырского обращения: сделать так, чтобы все структуры стали более миссионерскими». Ватикан заранее освящает любую общественную активность вокруг церкви, подчеркивая, однако, что они не должны терять связи с местными приходами: «“квазиприходы” и малые общины, движения и другие формы объединений – богатство Церкви, даруемое Святым Духом для евангелизации всех сфер и секторов». Чрезвычайно важно, что в столь централизованной структуре, какой является Католическая церковь, папа дает установку на изменение традиционных устоев и требует отказаться от критерия «так было всегда» (Evangelii Gaudium. Глава I. II, 25, 27, 29, 33).
Франциск не критикует глобализацию как таковую и не отвергает устои современного общества в целом, то есть церковь не противопоставляется светскому обществу и глобальным процессам. Папа не приемлет глобализацию безразличия, а культуру благосостояния воспринимает как анестезию, чтобы не думать о нуждах и бедах других. Ключевой кризис, с которым сталкиваются люди, – это кризис всех социальных отношений, прежде всего, семейных. «Индивидуалистская печаль» охватывает общество, отмечает папа Франциск.
В этой ситуации религия не может ограничиваться частной сферой, а плюрализм не подразумевает вытеснения веры в интимную сторону личности. Христианское обращение требует переоценить «в первую очередь все относящееся к социальному порядку и к достижению общего блага». Церковь не может отказаться от «влияния на социальную и национальную жизнь, не беспокоиться о здоровье институтов гражданского общества, не высказываться о событиях, интересующих граждан».
У христианства, подчеркивает папа, есть своя стратегия в этом обществе. Это творческая евангелизация, преодоление формализации церковной жизни. А в социальной сфере – это солидарность как «спонтанная реакция того, кто признает, что социальная функция бедности и всеобщее предназначение благ предшествуют частной собственности».
Акцент на социальном служении и соединении разорванных человеческих связей не столько на уровне прихода, сколько на уровне верующих и всех нуждающихся является ключом к пониманию миссии церкви в обществе. Причем новой евангелизации не мешает европейский мультикультурализм и сложности воплощения миграционной политики в странах Евросоюза. По словам папы Франциска, «необходимо уделять внимание, быть рядом с новыми формами бедности и хрупкости, в которых мы должны видеть страдающего Христа, хотя ясно, что это не приносит нам осязаемых и немедленных преимуществ: бездомные, страдающие разными формами химической зависимости, беженцы, туземные народы, все чаще остающиеся в
