что мальчики не плачут, – в голосе Эрнста слышалась горечь, – он не был плохим человеком – не д’Обстер и не Пьер Коссак. Но он был властным и тяжёлым, и я его боялся. И ни за что в жизни не хотел вырасти таким, как он. Я стал сейчас собой, потому что осознанно и целенаправленно не хотел стать им. Ещё с раннего детства. Я был чувствительным мальчиком и хотел стать более чутким и отзывчивым, чтобы показать, что сильный человек не обязан быть толстокожим и властным. Хотел доказать, что могу быть хорошим человеком, даже если не стану таким, каким меня видели в своих мечтах родители.
Люциус смотрел на Эрнста с сочувствием и грустью.
– Отец гордился своей мужественностью, – сглотнув, продолжил юноша, – а я не понимаю, как можно гордиться полом – это же не от самого человека зависит. Не моя заслуга, не моё достижение, что я парень. А ещё не понимаю, как можно гордиться своей родиной – особенно когда она не может предложить ничего, кроме баек о собственном величии, зато требует шагать в ногу с кучей неприятных мне людей и считать их близкими. Поэтому я и нашёл куда больше родственных душ тут, на чужбине, чем там…
Ангел внимательно слушал Брата.
– А Изабелла… была единственной родственной мне душой и по крови, и по духу, – начал всхлипывать Эрнст, – я не могу представить своей жизни без неё. Сколько себя помню, столько и свою Сестру. С малых лет между нами возникло поразительное взаимопонимание. Это было чем-то большим, чем обычная братско-сестринская любовь. Мы были словно единым целым в двух телах. В подростковом возрасте я был готов поклясться, что чувствую её своим нутром. Когда мы были рядом, я ощущал гармонию и прилив сил. А когда что-то нас разделяло, мне становилось грустно. И это было ещё задолго до Поля. А потом… началась фиолетовая сила, – голос Брата сорвался, – мы наконец-то нашли подтверждение своим фантазиям о Брате и Сестре, которые помогали выживать нам в ужасном и враждебном мире. Магия только укрепила нашу связь. На войне мы всегда были рядом, несмотря на все трудности. А теперь… мы порознь, – его слова были полны боли и безысходности, – Поля больше нет.
– Изабеллы нет с тобой, но теперь ты больше не тот беспомощный мальчик, – тепло сказал Люциус, – ты стал сильнее. Ты действительно стал хорошим человеком, который имеет право на место в этом мире!
– Я не хороший человек, – ответил Брат, не глядя на ангела, – будь я хорошим, я бы не относился к гибели города так… неоднозначно. Какая-то часть меня считает, что Последняя Надежда это заслужила.
– Не переживай по этому поводу, – обнадёжил хранитель, – у тебя с этим городом связано множество неприятных воспоминаний. Неудивительно, если бы ты не желал плохого тому же Пьеру. Но при этом ты бы всё равно защитил город, если бы ты был там.
– А Изабелла была и не защитила, – тихо произнёс Эрнст.
– Мы не идеальны и иногда просто не можем что-то сделать, – с сожалением сказал Люциус, – даже ангелы, не такие совершенные, как можно подумать. Не вини себя. Это Арабелла хочет сыграть на нашей вине и сломить нас.
– Я стараюсь, – вздохнул фиолетовый маг. Ему стало легче от слов хранителя.
– А ещё у тебя есть мы, – продолжил ангел, – те самые странные родственные души. Я, Нелли, Алхимик, Кристофор, наконец. Ты больше не одинок, Эрнст. И не везде ты чужой, и есть те, для кого ты свой.
– Спасибо тебе, Люциус, – улыбнулся он ангелу.
То давнее ощущение, будто он один-единственный противостоял мерзкому миру, готовому раздавить его как муравья, куда-то ушло. Он действительно не был один сейчас.
– Что ж, всегда пожалуйста, – подмигнул хранитель.
– Скажи, что там творится во внешнем мире? – спросил Эрнст.
– Хомяки запечатали катакомбы, чтобы нежить не напала из-под земли, а гномы подвезли оружие и боеприпасы с западных заводов. Аустелия, Мундт и королева фэан порылись в мозгах Арабеллы, но ничего нового не узнали – перечислил Люциус, – она говорит, что раздвоение лишило её памяти, но я в это не верю.
– Я с ней поговорю, – отрезал Брат.
Во всём, что касалось Арабеллы, он был настроен решительно.
– Вряд ли она скажет тебе то, чего не выдала магам, – покачал головой ангел.
– Я её лучше знаю. Во всяком случае, лучше, чем они.
– Тогда попробуй, – согласился Люциус.
– А Грабовски? – маг вспомнил о докторе, – куда он вообще подевался? Я его не видел ни на совещании, ни после него.
– Он почти безвылазно засел в таверне, – печально ответил Люциус, – сидит и беспробудно пьёт. Последние события его сломили.
Эрнсту снова захотелось плакать. Последняя Надежда, Анна и Томас, Невидимые, а затем и Изабелла… Похоже, и он сам скоро будет сломлен.
– М-мне плохо, Люциус, – прошептал он.
Ангел подошёл к Эрнсту и тепло обнял его. Это было непривычно, поскольку никто не обнимал его так долго, кроме Изабеллы и мамы.
– Спасибо, Люциус, – тихо сказал Брат, – спасибо.
Он точно не планировал до конца дней предаваться печали.
На северной стене крепости Гранд-Альянса было тихо. Нелли и Люциус прогуливались за каменными зубцами, глядя то на горы и небо вдалеке, то друг на друга.
– Я два года не могла найти себе места, – сказала волшебница, – всё было так непривычно после твоей… смерти, а теперь ты вернулся.
Она до сих пор не могла поверить своим глазам, что Люциус, живой и невредимый, был с ней рядом.
– Уж прости меня, – улыбнулся ангел, – раньше я вернуться не мог.
– Ты тут ни при чём, – ответила Нелли, – это всё претензии к Арабелле.
– Кстати, её силы не возросли? – спросил Люциус, – что ты чувствуешь?
Девушка подумала и сказала:
– Всё то же самое. Магическая аура у неё есть, но совсем небольшая и безвредная.
– Меня это настораживает, – ангел был встревожен.
– Давай о чём-нибудь другом, – сказала Нелли, – я ненавижу эту ведьму, а люблю всё-таки тебя.
Она улыбнулась от счастья, что он
