бок, будто ожидая разрешения. Я понимал, что она хочет сделать.
— Давай, — сказал я, решительно шагнув вперед, к призраку.
Бледная ладонь коснулась моего лба. Я вновь почувствовал холод, закрыл глаза и провалился в небытие.
* * *
Мама была красивой. От нее я взял цвет глаз, волос и овал лица. Возлюбленный мамы и человек, которого я всегда считал своим отцом, тоже был красивым, но ни сейчас, глядя на него через воспоминания мамы, ни раньше, рассматривая его на фотографиях, я не находил в нем никаких схожих со мной черт.
Мама и ее возлюбленный хотели пожениться, когда Матвей завершит свою службу в армии, однако дух зимы выбрал маму себе в жены.
У Карачуна были белые как снег волосы с голубым отливом. Он предстал перед мамой в роскошном серебристом кафтане, отороченным белым мехом. Лицо его было молодым и красивым, но красота эта была холодной и нечеловеческой.
— Я не стану твоей! — воскликнула мама, совсем еще юная и страшно напуганная.
— Станешь, — холодно ответил дух зимы.
— Я люблю другого!
— Мне все равно.
Мамины большие глаза, обрамленные длинными ресницами, наполнились слезами.
— Если будешь сопротивляться мне, — продолжил Карачун, — то твой возлюбленный умрет. Такова участь влюбленных в моих невест мужчин.
Упав на колени, мама заплакала. Она не хотела, чтобы с папой что-то случилось. Она любила его и ради него согласилась принести себя в жертву и стать невестой зимнего духа.
За неделю до свадьбы отец внезапно приехал в деревню — ему дали увольнительный, и он поспешил к своей невесте. Увидев его, мама заплакала, но прогнать не смогла. Они провели весь день и всю ночь вместе, не отходя друг от друга ни на шаг. Утром папа уехал, а через неделю маму выдали замуж за Карачуна.
Жуткая свадьба проходила на окраине деревни. Солнце еще не взошло, и вокруг было мрачно и тоскливо. Народу было немного — лишь те, кто знал тайну деревни. Мама шла босая по снегу, на котором были раскиданы ягоды рябины. Шла к стоящему к ней спиной зимнему духу и до ужаса боялась.
Когда мама встала рядом с Карачуном, тот повернулся к ней лицом и запечатлел на ее губах обжигающе холодный поцелуй.
— Вот и все, — произнес он бесцветным голосом. — Теперь ты моя.
Мама не успела ничего сказать, как он прижал ее к себе, и вокруг них закрутилась метель. Пара секунд, и вот они уже в его ледяном царстве, на границе мира живых и мира мертвых. Там, где всегда царит холод и завывает вьюга. Там, где нечем будет согреться простой смертной девушке, которая никогда не сможет полюбить своего мужа.
В этом ужасном месте мама прожила несколько месяцев, а затем поняла, что ждет ребенка от любимого мужчины. Она рассказала об этом Карачуну, в надежде, что тот позволит ей вернуться в мир живых хотя бы на время, пока не родится ребёнок, но зимний дух был жесток. Он посмеялся над ней и сказал:
— Никто тебя тут не держит. Можешь уйти в любой момент. Если, конечно, сможешь.
Ледяная ухмылка исказила его красивое лицо. Сердце мамы пронзил страх, но она все же решила попытаться. Ради меня.
Сколько неудачных попыток побега она претерпела. У многих бы уже давно опустились руки, но только не у нее.
Наконец летом, когда Карачун много спал, чтобы беречь силы, маме все же удалось сбежать.
Зимний дух так устал, что забыл убрать свой волшебный посох, который открывал завесу между мирами. Мама схватила его, открыла проход и шагнула в мир живых.
Долго плутала она по лесу, пока, наконец, не добралась до родной деревни. Из последних сил она дошла до дома её возлюбленного, постучала в дверь и упала в обморок.
Дальше воспоминания мамы подёрнулись пеленой. По всей видимости, она то приходила в сознание, то снова его теряла. Однако в какой-то момент она ясно увидела брата своего возлюбленного, который с отвращением держал на руках новорожденного ребенка — меня.
— Это твой племянник… — пробормотала она из последних сил. — Позаботься о…нем…
Это были ее последние слова. Дальше — лишь мрак.
Однако я не спешил приходить в себя. Мне казалось, что за мраком скрыто что-то еще. Что-то, что нельзя увидеть, лишь почувствовать.
— Сынок! — прозвучал чистый женский голос.
— Мама? — неуверенно спросил он.
— Мой милый мальчик! — воскликнула тьма. — Ты так вырос и стал похож на своего отца!
— Отца? — Я сразу же вспомнил о зимнем духе и ощутил, как что-то неприятно сжалось у меня внутри.
— Кто бы что ни говорил, запомни: твой отец — Матвей. Только он и никто другой.
— Но тогда почему я родился таким… — Я не договорил, но почему-то был уверен, что мама поймет меня.
— Ты — человек, Демид. Люди несовершенны, и ты не стал исключением. Просто прими это и доверься тем, кто тебя любит.
— Но меня никто не любит. И никогда не полюбит…
— Ты ошибаешься, мой мальчик. Тебя любят в двух мирах: мы с папой — в мире мертвых, и та девушка, что сейчас крепко сжимает твою руку, — в мире живых. Помни об этом, Демид, и никогда не забывай. — Голос мамы дрогнул, а затем тьма рассыпалась на миллионы осколков, которые разлетелись в разные стороны.
Я открыл глаза и увидел перед собой лицо Али. Она обеспокоенно смотрел на меня и крепко сжимала мою ладонь.
— Все хорошо? — спросила она.
Я кивнул, оглядываясь по сторонам.
— Как я оказался в доме? — спросил я, удивленно рассматривая комнату и диван, на котором лежал.
— Призрак коснулся тебя, и ты потерял сознание, — поспешила рассказать Аля. — Я увидела это в окно и кинулась к тебе. Дотащила тебя до дивана и просидела рядом до самого утра, боясь, что с тобой может что-то случиться.
— Да что со мной могло случиться?
— Не знаю, — растерянно пожала плечами Аля. — Что-нибудь…
Она закусила нижнюю губу и жалобно посмотрела на меня. Лучи восходящего солнца освещали ее лицо, попадали на розовые щеки и карие глаза, отчего их цвет стал янтарным в темную крапинку.
Внутри меня что-то екнуло. Я инстинктивно прижал ладонь к груди и прислушался к своему внутренними миру, где до недавнего времени всегда было тихо и спокойно. Однако сейчас что-то изменилось.
Смотря на Алю, я остро осознавал ее красоту и чувствовал исходящее от нее тепло. Оно словно перетекало в меня, бежало по моим венам и заполняло мое сердце, которое билось так часто, что казалось, будто вот-вот выскочит.
«Тебя любят в двух мирах», — вспомнились мне слова мамы.
— Ты