Такой ориентир.
Ее прервал надвигавшийся с востока гул моторов.
— Неужели, милые, идете? — почти вскрикнула она вслух, и по щекам ее полились непрошенные слезы. А на складе творилось что-то ужасное. Густую пелену ночи разрывали столбы дыма и огня, освещая все вокруг.
Советские самолеты, согласно договоренности, зашли на цель. Паника среди немцев еще больше усилилась. В эту ночь аэродром был полностью выведен из строя. Дождливая нелетная ночь способствовала тому, что фашистские самолеты оказались на аэродроме и почти все были основательно искалечены.
Добравшись на рассвете домой, Мариана поднялась на чердак и радировала на «Большую землю»: задание выполнено!
— Теперь надо быть начеку, — предупредила Мариана Гриценко. — Утром фашисты бросятся искать виновных.
— Сейчас и умереть не страшно, — радовался Иван, — все-таки кое-что для Родины сделано…
— Умирать всегда страшно, — возразила Мариана. — Да и живыми мы полезнее. Сделано-то не так уж много… Но ничего, Ваня, это только начало. Добро, что удачно сошло.
— Трудная у тебя профессия, Мариана. Даже завидно становится. А я так-то неудобно себя чувствую.
— Наоборот. Ты должен чувствовать себя очень удобно. Разве без тебя я могла бы выполнить вчерашнее задание?
— Так-то оно так, но все же… Ты женщина, а делаешь вон какие дела. Не то, что я…
Мариана поняла, что Гриценко что-то хочеть сказать, но не решается.
— Что тебя мучает, Ваня?
Помолчав, он ответил:
— Я был в армии, раненым в плен угодил. Понимаешь, раненым! И вот тяжело у меня на сердце, точно виноват в чем-то.
— Почему виноват? Ведь не по своей воле ты в плен попал? И не один ты. Сколько хороших людей, настоящих патриотов, томятся в лагерях. Думаешь, все они плохие люди и сдались в плен с поднятыми руками? Ничего подобного! Большинство из них сражалось до последнего, прикрывая позиции, чтоб вся часть могла отойти. Многие из них ранеными были взяты в плен… Ты только работай так, как до сих пор. Командование верит тебе.
— Твоими бы устами да мед пить. Боюсь только, что многие иначе смотрят на это, — промолвил Гриценко. — Ну поживем — увидим.
Красная Армия продвигалась все дальше на запад, все ближе к Полтаве. «Иван» появлялся каждый вечер. Это очень радовало Дуню. Она твердо верила, что в каждом самолете сидит ее Володя.
Мариана крепко подружилась с Дуней. Проверенная на серьезных делах, хозяйка стала ее лучшим помощником и другом.
После операции на аэродроме Мариана спросила:
— Дуня! Хотелось бы тебе услышать голос Москвы?
— Господи! Да кто ж не хотел бы этого? Вряд ли найдешь во всей Колодизивке такого человека, за исключением немецких прихвостней. Да и те, наверное, тайком послушали бы.
— Ну так вот, приглашаю тебя в Москву.
— Не шути, Мариана. Не тревожь сердце.
— Так пошли?
— Куда?
— Москву слушать, кажется ясно говорю?
— Свихнулась дивчина, ей богу свихнулась. Не зря ты с неба свалилась, — засмеялась Дуня.
— Идем, идем, а то опоздаем. Сейчас передают обращение Сталина ко всем тем, кто на временно оккупированной территории остались, — тянула ее за руку Мариана.
— Схаменись, дивчина. Куда пошли? Ночь на дворе… — растерялась окончательно Дуня.
— Причем здесь ночь? — засмеялась Мариана и потащила Дуню на чердак.
Дуня покорно полезла за ней. Очутившись на чердаке, она ахнула и широко раскрыла глаза, увидев маленький чуть продолговатый ящик.
— Господи Исусе! — шепнула испуганно Дуня. Мариана показала ей множество приборов, ручек. Все было так ловко прилажено к стенке дымохода, что Дуня ни за что не догадалась бы, что здесь пристроена вторая стенка к дымоходу. Она как-то странно осмотрелась вокруг, будто опасаясь — не спрятано ли здесь еще что-нибудь. В этот момент, казалось, что Мариана — хозяйка дома, а Дуня впервые попала на этот чердак.
— Мать честная, что делается! — вырвалось у нее. — И когда ты только успела все так пристроить? Ведь здесь второй дымоход вырос. А знаешь, незаметно совсем.
Мариана протянула ей наушники.
…«Братья и сестры, временно оставшиеся под немецкой оккупацией, партизаны и партизанки», — послышался далекий голос из родной Москвы…
Дуня закрыла лицо, и плечи ее затряслись.
Поздно ночью они улеглись спать. В хате было тихо. Дуня, наплакавшись, уснула. А Мариана думала над новым планом.
Теперь Дуня стала помогать Мариане выходить в эфир. Это были опасные минуты. Часто случалось так: Мариана только натянет антенну, а Дуня уже бежит предупредить, что рядом остановилась машина или что полицаи ходят по домам.
Однажды под вечер Мариана наладила связь с «Большой землей», слышимость была хорошая. Но не успела она передать и нескольких групп, как услышала треск мотоцикла. Немец остановился у самого дома…
Что делать? Прервав передачу, Мариана припала к проделанному в крыше «глазку». Во двор выбежала Дуня.
— Яйки, пан, яйки! — донесся до Марианы ее голос.
С полным фартуком яиц Дуня подошла к мотоциклисту. Немец забрал у нее яйца вместе с фартуком, развернулся, сказал что-то, чего Мариана не могла разобрать, и уехал.
— Слава богу, пронесло. — Дуня истово перекрестилась и без сил опустилась на завалинку.
Мариана вновь вернулась к рации. Но тут ее поджидала другая беда, может быть, самая страшная для разведчика. Маленький глазок — контроль накала — меркнул на глазах. Кончалось питание. Батареи разрядились.
Радистка похолодела. Это конец связи с «Большой землей». Все сведения, которые ей удастся добыть впредь, окажутся бесполезными — парализован главный нерв. Заглохла рация и оживить ее нечем. Теряла смысл деятельность Марианы и всей группы. Она снова с ненавистью подумала о своем злосчастном напарнике — дяде Пете, так бездарно растерявшем радиопитание. «Проклятый трус! Откуда только тебя принесло на мою голову!»
Дуня как могла утешала Мариану, но девушка всю ночь не могла уснуть, тщетно ища выхода. Перебирая в уме последние события, она вспомнила немецкую радиомашину. Мимо нее она недавно проходила с «Тополем». Наткнувшись на эту мысль, Мариана едва могла дождаться утра. Когда она встретилась с Гриценко, первым ее вопросом было:
— Помнишь, Ваня, радиомашину, которую мы видели около Слободки?
— Помню, а что?
— Случилась беда. Я не могу больше связаться с центром. Кончилось питание. Надо во что бы то ни стало добыть радиобатареи. Пусть даже отработанные. Этого хватит, чтобы передать в центр просьбу сбросить для меня груз. У тебя ничего не осталось?
— Нет. С батареями очень трудно, я использовал, фонарные батареи, но они уже тоже отработались.
— Надо попытаться подобрать использованные около той машины.
— Я попробую достать, — с готовностью согласился Гриценко.
— Только будь очень осторожен. Малейшая оплошность может привести к провалу.
В воскресный день они, нежно воркуя, как влюбленная парочка, отправились на прогулку в сторону Слободки.
Полицейский мундир Гриценко
