исчезли в кармане его пальто. Капеллан ожидал, нетерпеливо поглядывая на часы.
Без ручек ухватить гроб стало еще труднее, и он снова застрял на полпути. Амори чертыхнулся себе под нос. Гроб еще раз поставили на землю. Каменщики принялись отдирать от него направляющие рейки, орудуя мастерками. Оторвавшись наконец от гроба, они издали протяжный звук, похожий на стон. Все поморщились, и только Берар разразился хохотом.
— О боже! — фыркнул Хемингуэй. — Старый ублюдок, похоже, и вправду не готов расстаться с этим миром.
Лишенный всех выступающих деталей гроб снова подняли к нише. Теперь лица и носильщиков, и каменщиков побагровели, а сами они, несмотря на мороз, обливались потом. На этот раз гроб, хоть и со скрипом, задвинулся до конца. Но тут же возникла другая неприятность: теперь он оказался слишком длинным, и торец на пару-тройку сантиметров выступал наружу. Отовсюду послышались смешки и испуганные охи.
Плотно сжав губы, один из каменщиков выступил вперед и, не спрашивая ничьего позволения, молотом отбил доску с торца гроба. Она упала на землю, явив взорам собравшихся изношенные подошвы ботинок Фритчли-Баунда. Каменщики резво прикрыли жуткую дыру бетонной плитой и тут же ее зацементировали. Измотанные носильщики передавали по кругу бутылку, надолго прикладываясь к горлышку.
Армейский капеллан торопливо завершил службу, захлопнул молитвенник и немедленно убыл, не скрывая радости, что все закончилось. Но разношерстное сборище скорбящих не торопилось расходиться. Как и обещала, Сюзи затянула «Chant des adieux», на поверку оказавшуюся старой доброй «Auld Lang Syne»[22], только с французскими словами. Голос у нее был сильным и далеко разносился по кладбищу. Амори шагнул к склепу и мелком написал на плите имя и годы жизни Фритчли-Баунда.
— Мраморная табличка будет готова только через несколько недель, — пояснил он.
Сюзи допела, раздались дружные аплодисменты и хлопок пробки: кто-то открыл бутылку.
— Я сейчас же уезжаю в Дижон, — сказал Амори Купер, повернувшись спиной к пестрому обществу. Он увел ее с пронизывающего ветра, и они укрылись в полукруглой нише в задней стене склепа. — Ты получишь свой развод. Только не забудь прислать мне бумаги, хорошо?
— Хорошо.
— На что ты собираешься жить?
— У меня есть кое-какие сбережения.
— Их надолго не хватит. — Он достал конверт из внутреннего кармана шинели. — Вот возьми.
— Не нужно.
— Возьми, — прорычал он. — Если тебе так уж хочется быть дурой, деньги тебе понадобятся.
— Не называй меня дурой! — Она так разозлилась, что чуть было не швырнула конверт с деньгами ему в лицо. Но здравый смысл все-таки возобладал. По крайней мере, вспышка раздражения помогла ей удержаться от слез. Она убрала конверт в сумку.
— Дурацкая ситуация. — Амори выглядел абсолютно несчастным.
— Возможно.
— Я не хочу, чтобы, если, не дай бог, с тобой что-то случится, во всем обвинили меня, — сказал он. — Я обещал твоей семье заботиться о тебе. Мне не хочется оставлять тебя одну.
— Не волнуйся. Я ни в чем не стану тебя винить, Амори.
Он с силой потер лицо, словно пытался не заплакать.
— Я люблю тебя. Не представляю, что буду без тебя делать.
— А я думала, ты будешь только рад избавиться от меня. Теперь тебе не придется краснеть за свои многочисленные измены.
— Я никогда не испытывал никакой вины. Возможно, в этом и заключалась проблема.
— Наверное. Ты так ни разу и не извинился.
— А это что-то изменило бы?
— Нет.
— Ну что ж. Значит, прощай. — Он поцеловал ее в щеку. Губы у него были ледяными. — Удачи тебе, Купер.
— Дай ты не зевай, гляди в оба.
Вот и все. Она смотрела, как он уходит по аллее между склепами, закинув на плечо походный баул, плечом к плечу с Хемингуэем. В ней больше не осталось злости. Только ужасное чувство невозвратимой потери — с его уходом она будто утратила часть себя. Как она будет жить без него? Вся ее ложная бравада давным-давно схлынула, и теперь она ощущала только полное опустошение.
Купер почувствовала, как кто-то в знак утешения положил руку ей на плечо.
— Теперь вам нужно пойти домой и отдохнуть, — мягко произнес Диор — конечно, это был он. Она согласно кивнула. Он взял ее под руку, и они, не замеченные остальными, покинули странную кладбищенскую вечеринку, которая только начинала набирать обороты.
* * *
В квартире Диора, как и во многих старых парижских домах, стояли вековые холод и сырость. Маленькую эмалированную плиту нужно было чистить и растапливать заново каждое утро. Столкнувшись с этой проблемой, Купер обнаружила, что закончилась бумага для растопки. Все, что у нее имелось, — несколько женских журналов с советами «Как удержать мужа», которые она повсюду возила с собой.
Купер раскрыла наугад один из журналов и прочла несколько строк: «Лесть — пища для мужчин. Женщины, которые способны показать, что ценят их общество, суждения и вкусы, и спокойно закрывают глаза на их грешки, могут вертеть своими мужьями как захотят».
О да! Это сработало. Она с отвращением вырвала страницу, скомкала ее и швырнула в топку.
Купер попробовала прочитать другой совет: «Не сидите и не ждите его возвращения домой, ложитесь в постель и притворитесь спящей. Если вы бодрствуете, изобразите радость оттого, что ему удалось вырваться пораньше. Вероятно, муж подумает, что вы идиотка, но он это подумает в любом случае».
Да уж, идиоткой она точно была. Эта страница также отправилась в печку.
Она зацепилась взглядом за третий совет: «Не нойте и не плачьте, когда болеете, — женщина не должна болеть. У вашего мужа это вызовет только отвращение».
И таким вот «мудрым» советам она действительно пыталась следовать? Неудивительно, что Амори ни в грош ее не ставил. Она яростно скомкала страницы и сунула их под дрова. Остальные журналы отправились в корзину, чтобы в свое время также пойти на розжиг. Она больше никогда не станет их читать. С этого момента она сама будет писать статьи для журналов.
Яркое пламя начало лизать дрова, и от плиты пошел жар. Диор тоже уже встал. У него был редкий дар: незаметно утешать одним своим присутствием. Он ни словом не обмолвился ни об отъезде Амори, ни о том, что она выглядит несчастной. Вместо этого заварил чай, сел напротив и задумчиво рассматривал ее, склонив голову набок.
Купер обхватила чашку ладонями, пытаясь согреться.
— Почему вы так на меня смотрите, месье Диор?
— Думаю о том, что ваш халат никуда не годится. Она куталась в теплое шерстяное одеяние.
— Я понимаю, он совсем старый.
— Домашний халат — одна из наиболее важных частей гардероба.
— Правда?
— Это первое, что вы надеваете на себя утром, и в
