предал и не видел вот уже несколько лет, Вера, которая собиралась приехать в Гатчину, Вера, которая обещала любить меня всю жизнь и которую я не дождался, Вера, которая так мечтала о сцене, ты появилась в порту в ту самую минуту, когда я собирался нажать на курок…
«Галлюцинация? Неужели я до того трус, неужели просто-напросто не могу застрелиться? К чему мозг мой придумывает все эти спасительные уловки?»
Безо всяких церемоний, не обращая внимания на пожилого спутника, я подбежал к тебе, чтобы ущипнуть себя:
«Вера!»
«Петр Ильич?! Вы?!» – Не сон! Не мертв…
«Я…»
«Петр Ильич…»
«Кто это с тобой?!»
«Это мой старый друг…»
«Вижу, что старый…»
«Оставьте, Петр Ильич…»
«Иди же ко мне!»
«Нет!»
«Сударь, я требую», – преодолевая страх, вдруг пискнул твой старик.
«Петр Ильич, давайте отойдем…»
«Но, милая…»
«Я сейчас вернусь к вам, не беспокойтесь…»
В суматохе, среди всех этих людей, которые проталкивались к кораблям, ты взяла меня под локоть и отвела в сторону.
«Да что с тобой?! Ты что не видишь, что это я?»
«Вижу, но у нас нет времени на этот пустой и вульгарный разговор! Со мной все более-менее благополучно, Петр Ильич, однако жизнь теперь совершенно иная. Посмотрите по сторонам! Все теперь изменилось, вы же видите, что здесь творится! Все в прошлом, я стала другой и прошу вас разговор в этом русле более не продолжать! Право, глупо же теперь выяснять отношения! То, что на прощание бог предоставил нам возможность увидеться, – славно, но не нужно теперь преувеличивать значение нашей случайной встречи…»
«Случайной? Верочка, но это же судьба!»
«Петр Ильич, оставьте эти пошлости – вы же офицер!»
«Пошлости?! Милая, ты сердишься? Я понимаю! Милая моя, прости! Я знаю, что тогда, в Гатчине, поступил скверно, что не дождался тебя, я знаю, что мне нет прощения! Я знаю, знаю, что годами должен буду замаливать этот грех, но так дай мне эти годы! Вера, Верочка, милая! Прости меня!»
«Все это теперь неважно и в прошлом. Я на вас зла не держу. Это было бы теперь совершенно неуместно и как-то даже по-детски. Годы прошли, жизнь не стояла на месте, мы повзрослели, рок испытал нас…»
«Милая моя, тебя заколдовали словно! Ну сколько же можно сердиться? Вот же я, стою перед тобой! Ты же обещала, ты же клялась, что мы всегда будем вместе! Как же это может так быть, чтобы ты сейчас все это наговорила? Тебя напугала эта атмосфера? Это толпа, да?»
«Петр Ильич, прошу вас, остановите вашу шарманку!»
«Ну-ка посмотри на меня! Ты что, забыла про обещания?!»
«Уберите руки, Петр Ильич! Прекратите! Что за глупости? Кому я что обещала? Мальчику, которого провожала погибать?»
«Но ведь ты писала мне, что приедешь в Гатчину! Я ждал тебя! Я ждал!
Я рисковал!»
«Писала, не писала – какая теперь разница?! Оглянитесь, говорю, вокруг! Главное, что я у вас была! Быть может, и писала я что-то такое, но для того только, чтобы поддержать вас. Ни в какую Гатчину я ехать, конечно, не собиралась!»
«Ты врешь!»
«Нет!»
«Врешь!»
«Отнюдь! Я всего лишь хотела поддержать вас! О положении дел в Гатчине, о вашем личном состоянии я ровным счетом ничего не знала, так что теперь скажите мне спасибо! Из-за вас я сейчас не попаду на судно! Если вы действительно любите меня – проводите нас!»
Допрос четвертый #
– Так почему же ты решил бежать?
– В 1920 году я понял, что Деникин в России уже ничего не добьется…
– Вечно тебя все не устраивали! Исходя из чего это ты понял, что Деникин ничего не добьется?
– Чем больше я узнавал его, тем сильнее человек этот смешил меня. Он мог часами рассуждать о высоком, но при этом никогда ничего не делал по существу…
– Давай подробнее!
– Например, Деникин искренне считал, что мы проигрываем немцам духовно…
– Это в каком смысле?
– В прямом. Он был совершенно оторван от реальной жизни. Приказывая убивать, убивать и еще раз убивать, Деникин часами мог рассуждать, что русская армия стала бы гораздо лучше, если бы поработала над своей моралью. Хорошо организованная мораль, по его мнению, помогла бы нам уничтожать больше…
– Тебе-то, Нестеренко, всякая мораль явно чужда!
– Мне чужды бездействующие генералы, гражданин начальник. Во время войны, да и после, Деникин жил в совершенно сказочных мирах. Он искренне полагал, что еще одной причиной наших бед стала отравленная кайзером русская душа. Я слушал его и не мог поверить, что все это он говорит всерьез. Если верить Деникину, то до вмешательства кайзера с русской душой все было в полном порядке, а потом вдруг случилась беда. Пока Деникин продолжал мыслить атавизмами, Россия разваливалась на глазах. Кажется, он искренне не понимал, что совсем скоро страны, за которую он так вяло воевал чужими жизнями, не станет. Впрочем, думаю, что по-настоящему его тревожило совсем другое…
– Что же?
– Отсутствие личного водителя…
В глазах Перепелицы впервые появляется искра. Кажется, он даже улыбается, впрочем, тотчас делается серьезным и продолжает допрос:
– Почему же ты тогда в Киеве примкнул к его армии?
– Потому что в Киеве идиотов было еще больше. Взвешивая все «за» и «против», я ошибся тогда, рассчитав, что он сможет навести порядок.
– Значит, ты всегда был на стороне тех, кто может навести порядок?
– Мне кажется это разумным. Неужели вы поступаете иначе?
– Не отвлекайся!
– Я не ехал непосредственно за Деникиным – я двигался за силой, которая, как мне тогда казалось, могла остановить всеобщий хаос.
– О каком хаосе ты говоришь?
«О каком хаосе я говорю? И правда, откуда же тебе, сопляку, знать. Вот же, перед тобой мои дневники… Что же ты все мучаешь меня, а? Возьми да прочти!»
Перед парадом прошел молебен, красные расстреляли монахов, белые допросили и повесили командира красных. Высшее командование русской армии в очередной раз сфотографировалось, а в Киев вошли немцы. Тут восстание, там вооруженное выступление. Бесконечные принятия постановлений, образования комитетов и создания чего-нибудь, чего никому и не надобно. Совещания, резолюции, призывы. Правительства временные, все неустойчивое, непонятное, преходящее. Это село зачем-то освободили, то не пойми для чего сожгли. Пришли летописцы, пепелище старательно описали, крестьяне долго рассказывали им, что и как происходило, а потом летописцев этих для чего-то взяли, да и разорвали на куски. Затем пришли солдаты и крестьян этих расстреляли, а дома и не спалили даже, потому что нечего уж было палить…
– Нестеренко, ты чего опять замолчал? Давно по морде не получал? Все зажило?
– Зажило, гражданин начальник…
– Ты говорил о хаосе…
– Я скорее вел к
