комнате лампа была с красным абажуром, и она постоянно мигала. На стене напротив без конца мерцал тусклый красный свет. Андерсон немножко наклонился вперед, чтобы получше разглядеть фигуру, но за занавеской из какой-то светлой, возможно, белой, ткани ничего не было видно.
На улице откуда-то издалека раздались шаги, при их звуке Номер 13, вероятно, испугавшись, что его обнаружат, быстро отскочил от окна, и красный свет погас.
На следующий день Андерсона разбудила stuepige, принесшая горячую воду. Собравшись с духом и вспомнив нужные датские слова, он произнес как можно четче:
– Не надо было трогать мой чемодан. Где он?
Горничная, словно ничего особенного не произошло, рассмеялась и удалилась, не ответив ничего внятного.
Слегка разозлившись, Андерсон сел и собрался было позвать ее обратно, но так и остался сидеть, уставившись в пространство перед собой. Чемодан стоял на месте – там, куда его поставил портье. Для человека, который гордился своей аккуратностью и наблюдательностью, это была неприятная минута. Каким образом чемодан исчезал прошлым вечером, он понять и не пытался, ведь чемодан стоял на месте.
При свете дня обнаружился не только чемодан. Выяснилось, что комната – такая же, как и прежде, с тремя окнами и соответствующая требованиям жильца. Одевшись, он подошел к среднему окну, чтобы выяснить, какая погода. Его ожидало новое потрясение.
Прошлым вечером он был на редкость невнимательным. Он мог десятикратно поклясться в том, что курил у правого окна перед тем, как лечь в кровать, но окурок лежал на подоконнике среднего окна.
Андерсон пошел завтракать. Поздновато, конечно, но Номер 13 опаздывал сильнее – перед его дверью стояли ботинки, мужские. Значит, Номер 13 – мужчина, а не женщина. И тут он взглянул на номер на двери. 14. Должно быть, он в рассеянности прошел мимо 13-го. Три глупейших ошибки за последние двенадцать часов для столь привыкшего к порядку и точности человека было уж слишком, поэтому он решил вернуться и проверить. Следующий Номер был 12 – его собственный. 13-го Номера не существовало вовсе.
Несколько минут были потрачены на попытки вспомнить о том, что он ел и пил за последние сутки. Затем Андерсон сдался. Ежели его зрение либо мозги стали барахлить, ему еще представится возможность убедиться в этом, в противном случае он явно столкнулся с очень интересной ситуацией.
Целый день он продолжал изучение корреспонденции епископа, суть которой я уже изложил. К его разочарованию, она оказалась неполной. Он смог найти лишь еще одно письмо, касавшееся дела магистра Николаса Франкена.
Оно гласило:
Несмотря на то, что мы ни в малейшей степени не расположены уступать вашему суждению относительно нашего суда и намерены, если придется, противостоять вам до последнего в этом вопросе, все же вследствие того, что верный и горячо любимый маг. Николас Франкен, против которого вы осмелились выдвинуть лживое и злостное обвинение, неожиданно покинул нас, стало очевидно, что данный вопрос на время отпадает. Но ввиду того, что вы продолжаете голословно утверждать, что Апостол и Евангелист святой Иоанн в своем Божественном Апокалипсисе под «Женой, облеченной в солнце», имеет в виду Святую Римскую Церковь, так знайте…, и так далее.
Как Андерсон ни искал, он так и не нашел ни продолжения этого письма, ни какого-либо намека на причину или способ «устранения» casus belli[20]. Все, что он был в состоянии предположить, – это то, что Франкен внезапно умер, а так как между последним письмом Нильсена, когда Франкен еще был жив, и данным письмом епископа прошло всего два дня, смерть Франкена оказалась неожиданной.
Днем он посетил Халд и выпил чая в Беккелюнде. И, хотя чуточку нервничал, мистер Андерсон обратил внимание на то, что ни зрение, ни мозги ему не отказывают. За ужином он оказался рядом с хозяином и, после обмена ничего незначащими словами, спросил:
– Чем объясняется отсутствие тринадцатого номера в большинстве отелей вашей страны? И у вас его нет.
Хозяин удивился:
– Надо же, вы обращаете внимание на такое! По правде говоря, я и сам как-то раз об этом думал. Образованному человеку, я бы сказал, нет дела до подобных предрассудков. Я учился в гимназии Виборга, и наш старый учитель решительно противился всяческим суевериям такого рода. Он давным-давно умер, честный, хороший человек и мастер не только на все руки, но и на голову. Однажды зимой я собрал нас всех, его учеников…
И он пустился в воспоминания.
– Следовательно, вы не думаете, что существует некая особая неприязнь к Номеру 13? – спросил Андерсон.
– А! конечно. Ну, понимаете, меня ввел в дело мой бедный старый отец. Сначала у него была гостиница в Орхусе, затем, когда родились мы, он переехал в Виборг, свою родину, и до самой смерти в 1876 владел «Фениксом». А я начинал в Силькеборге и в этот дом перебрался лишь в позапрошлом году.
Тут последовали детали, касающиеся состояния дома и всего дела, когда он сюда только переехал.
– А когда вы приехали, Номер 13 существовал?
– Нет, нет. Я как раз хотел вам об этом сказать. Видите ли, в подобном месте приходится обслуживать в основном коммерческий класс – торговцев. И что, помещать их в Номер 13? Да они скорее… скорее заснут на улице. Для меня-то совершенно не имеет значения, какой номер стоит на двери моей комнаты, что я часто им и говорил, но они настаивают, что это приносит несчастье. Каких только историй они не рассказывают о тех, кто спал в Номере 13 и их больше никто никогда не видел, или же они теряли своих лучших покупателей, или… то, другое, – произнес хозяин после попытки найти более красочный пример.
– Тогда для чего служит Номер 13? – поинтересовался Андерсон и только потом осознал, что тревожное любопытство, с которым он произнес эти слова, совсем не соответствует пустяковости вопроса.
– Номер 13? Да, разве я не сказал вам, что у меня нет такого номера? Я думал, вы это уже заметили. Он бы тогда был рядом с вашей комнатой.
– Ну да, только я… вот что, прошлым вечером мне показалось, что я видел дверь с тринадцатым номером в коридоре, и я действительно совершенно уверен, что не ошибаюсь, так как видел ее и в предыдущий вечер.
Это утверждение герр Кристенсен, разумеется, высмеял, как, впрочем, Андерсон и ожидал. Хозяин несколько раз повторил, что никакого Номера 13 в гостинице никогда не существовало.
Такая уверенность вызвала в Андерсоне, с одной стороны, чувство облегчения, но с другой – недоумения, и он подумал, что лучший способ удостовериться в
