время Перерождения, а оказывается, нет! Почему ты позволил мне так думать?
— А это что-то изменило бы? — спрашивает Вульф, и Солон бросает на него злобный взгляд, возможно, чтобы заставить его замолчать.
— Для меня, да! — отвечаю ему. — Я не зацикливалась на этом, поскольку не помнила, но теперь, узнав правду, это действительно имеет значение! И для Аметист тоже.
Брови Вульфа поднимаются.
— Почему это должно волновать Аметист?
Боже мой. Я сказала слишком много.
— По кочану! — быстро отвечаю я. — Мне пора.
Я поворачиваюсь на каблуках и покидаю сигарный зал, проходя мимо Аметист, которая стоит за стойкой бара и встряхивает шейкер, полный льда.
— Что там происходит? — спрашивает она, хмурясь, но не кажется разозленной, значит, не слышала, что я сказала.
— Ничего. Я в хлам. Пойду спать, — говорю ей и продолжаю идти, потом выхожу через двери и поднимаюсь вверх по лестнице в дом.
Добираюсь до самого верхнего этажа, слышу, как Солон быстро поднимается по лестнице позади меня, так быстро, что в одно мгновение он уже на нижнем этаже дома, а в следующее — стоит у меня за спиной.
— Что на тебя нашло? — спрашивает он, протягивая руку и останавливая меня прямо перед дверью в нашу спальню.
— Я напилась, — говорю ему с хмурым видом, пытаясь вырвать свою руку из его хватки. Она слишком сильная.
— Я вижу. Сколько ты выпила?
— Достаточно, чтобы вновь почувствовать себя нормально.
— И это нормально — злиться на меня без причины?
У меня отвисает челюсть.
— Без причины?
Солон медленно качает головой.
— Я не умею читать мысли.
— Ага! — восклицаю я, раскидывая руки. — Умеешь еще как!
— Ленор, — говорит он, словно теряет терпение, — я не понимаю, что тебя беспокоит. Ты злишься, потому что думала..?
Я, наконец, высвобождаю руку из его хватки и тычу пальцем ему в грудь.
— Ты привязал меня к кровати. Заставил Вульфа удовлетворять меня.
Он недоверчиво моргает.
— Ты умоляла об этом.
— Я умоляла тебя, а не его.
Он поднимает подбородок.
— Ты была в агонии, Ленор. Мы дали тебе выход.
— Окей, я сама бы не справилась, потому что была в агонии. И благодарна, за неимением лучшего слова, что он был там, сделал то, от чего ты отказался. Иначе сошла бы с ума, знаю. Я бы причинила себе боль, уверена. Но… ты сказал, что мы с ним занимались сексом несколько дней.
— Так и было, — сухо говорит он.
Я закрываю глаза, меня охватывает разочарование.
— Мог бы яснее сказать, что ты считаешь сексом.
— Ты не считаешь это сексом?
Я пристально смотрю на него.
— Семантика. Я думала, Вульф трахал меня. Оказывается, нет. И почему?
Его взгляд становится злее.
— Теперь ты хочешь знать, почему он не трахнул тебя?
— Да. Тебе же все равно.
— Я никогда так не говорил, — быстро твердит он, нахмурив брови.
— Тогда почему позволил мне в это поверить? Почему ты позволил мне так думать?
Он устало вздыхает, проводя рукой по лицу.
— К чему эти вопросы, лунный свет?
— К тому, — говорю я, зная, что текила доставляет много хлопот. Мне не хочется с ним ссориться. — Я люблю тебя, Солон. Очень сильно, и иногда мне просто… мне просто страшно. Становится страшно, что я ощущаю это сильнее, чувствую это очень глубоко и это… навсегда, за неимением лучшего слова. Навсегда, да еще и сверхъестественно. Это большая, темная любовь. А ты, ты… все еще загадка для меня. Я понятия не имею, о чем ты думаешь. Ты наблюдал за мной с детства, видел, как я выросла, но у меня не было такой же привилегии. Я почти ничего не знаю о тебе. И это нормально, да. К тому же у меня впереди целая жизнь. Но мы стоим на неровной почве. У тебя всегда будет преимущество. Мы не равны.
— Не равны? — хрипло шепчет он. Протягивает руку и обхватывает мое лицо ладонями, удерживая, пока глазами блуждает по моему лицу. — Ленор, мы равны во всех отношениях.
— Ну, мне так не кажется. У тебя за плечами целые жизни, больше, чем должно быть у любого существа. Кажется, что пройдут столетия, прежде чем я узнаю о тебе все.
— Разве это плохо? — тихо спрашивает он. — Провести эти столетия со мной, узнавая, кто я такой?
— Нет. Нет, конечно, нет. Но немного обидно, что у меня нет никакой тайны. Как ты говорил, я не скрываю свои эмоции. Раскрытая книга. Мне двадцать один год, Солон, как, черт возьми, я вообще могу быть с таким потрясающим человеком, как ты?
— Дорогая моя, для меня ты та еще загадка, — делится он. — Твои эмоции. Твоя мягкость, твое сердце. Тот факт, что сейчас ты рассказываешь мне все эти вещи, эту правду о себе, я не ожидал это услышать. Знаю, что мы можем казаться разными, будто между нами есть различия, но они не имеют никакого отношения к тому, насколько трепетно я к тебе отношусь.
Я отвожу взгляд, мое сердце разрывается.
— Послушай, — тихо говорит он, прочищая горло. — Я не рассказал тебе всей правды о том, что случилось с Вульфом не потому, что это неважно, а потому, что я… я хотел посмотреть, будет ли это важно тебе.
Я тупо смотрю на него.
— Ты хотел посмотреть, будет ли мне это важно? Сколько тебе, двенадцать лет?
Он ощетинивается настолько, что мое сердце сжимается. Ох, ему не понравилось это замечание.
Солон опускает подбородок и сердито смотрит на меня из-под своих темных бровей.
— Все мы иногда неуверенные, — говорит он через мгновение.
Ладно, теперь переходим к чему-то интересному.
— Что еще за неуверенность? Ты с самого начала знал, что я хочу тебя, нет?
— Знать и верить — это две разные вещи.
— Думаешь? Потому что для меня звучит одинаково. И мне было не все равно. Ты видел это.
— Я хотел убедиться, — продолжает он, — и сохранить контроль. Есть причина, по которой я никогда не заполнял твои многочисленные пробелы. Знал, что ты потеряла много времени, не помнила о том периоде. Но чем больше ты узнавала, тем меньше у меня оставалось преимуществ перед тобой. Твое незнание удерживало тебя на шаткой почве. Я не хотел отказываться ни от унции власти, которую имел над тобой.
Я моргаю.
— Это просто пиздец, Солон.
Он пристально смотрит на меня в ответ.
— Да, согласен. Полагаю, я немного не в себе. — Вампир снова проводит рукой по моим волосам, царапая ногтями кожу головы, отчего мои глаза закатываются. — Но это было тогда. А сейчас мы равны, и, если уж на то пошло, ты единственная, у кого есть
