готовы хоть девушку-солистку завести, — добавил продюсер без вложений и тут же договорил. — Но как тогда исполнять их бессмертный хит «яйца, хуй и всё в варенье?». Придётся порядком менять репертуар.
И Рома так же узнал, что в ответ группа обещала сжечь организатора на костре за профнепригодность или исполнить все партии солиста самостоятельно.
— Потому что с биологией не поспоришь, — добавил Моисей Лазаревич. — Да, так и сказали. Мужика в собутыльники для нормальных оргий с бабами или смерть.
— Вот это я понимаю верность рокерским традициям, — заметно повеселел Рома, отключив связь. И тут же побледнел. — Бор-я-я-, а что я им исполнять то буду?
— Как что? Ту песню с клипа с арбузами и прочим.
— «В смысле, так можно было?». Так она у меня одна, и они её уже слышали.
— У тебя что, других песен нет? — удивился такому музыкальному списку старой панк-рокерской группы Боря. — Вы чего репетировали постоянно? Зачем людей по подвалам раздражали?
— Как чего? Каверы! В основном КиШа, Цоя и Тапка. Не Зверей же в самом деле. И когда бы я её написал? В Германии, что ли? Там же чужбина и отчаянье. Чисто на улице. Вдохновения нет. Или сегодня на стройке? Тут как раз вдохновения дохрена, как и грязи строительной. Но кто раствор будет мешать?
Глобальный задумался. Высадив брата у входа в гостиницу в Академгородке, он ещё несколько минут искал парковку. А когда пристроил автомобиль, достал из бардачка блокнот с ручкой под рабочие записи и не спеша пошёл следом, быстро чёркая строки.
Когда Глобальный зашёл в гостиницу, на него ополчилась администратор.
— Да что же это такое? Один в рабочем костюме, другой. Что вам здесь, стройка, что ли?
Боря посмотрел на обшарпанные стены, вываливающуюся розетку и содранный плинтус и пробурчал:
— А что, могли бы и ремонт устроить.
— Мужчина, покиньте помещение! — возмутилась женщина.
Боря посмотрел на скучающего седого охранника, который отложил газетку и с интересом смотрел на развитие ситуации.
— Не могу, — признался сантехник и вырвал листик из блокнота. — У меня важная творческая миссия. Талантам, как говорится, надо помогать. Бездарности… — тут Боря увидел идущего по коридору Романа с Кобой, махнул. — … и так оккупировали половину эстрады. Хрен выгонишь. А ещё везде эти музыкальные конкурсы. И я всерьёз опасаюсь за людей, которые там участвуют. Они же просто бесследно потом исчезают. Может их на органы сдают, а? Там же уже целый поющий полк пропал.
Администраторша вытянула лицо. Но подскочивший Моисей Лазаревич избавил от продолжения беседы.
— Это со мной, — сказал он и потащил Борю в конференц-зал.
Зал на пятьдесят сидячих мест напротив растянутого на стене экрана под проектор вряд ли можно было назвать сценой для выступления. Но проектор не работал. Зато стоял микрофон на стойке и шесть колонок растащили по залу, по углам.
Сама группа и все причастные заняли первые два ряда. А на маленьких раскладных столиках перед ними стояли бутылки и валялись закуски. Рядом на сиденьях лежали гитары в футлярах, в углу стояла не распакованная барабанная установка. А место по центру группы по старой привычке пустовало. На нём словно сидел прошлый солист, который неожиданно для других членов отправился в свободное плавание.
Боря, не обращая никакого внимания на группу, прошёл к Роману, который прочищал горло у микрофона, распеваясь, протянул листик.
— Держи. Я поехал. Дела.
— Стой, Борь…
— Что ещё? Удачи пожелать?
Рома, вчитываясь в листик, морщился, не всегда понимая почерк. Но общий смысл уловил.
— Какая нахер удача? Кто мне на гитаре подыграет? У меня нет музыки. Нужен какой-то аккомпанемент.
Боря с полным безразличием повернулся к группе, обронил:
— Мужики, есть акустическая? На пару минут.
Группа рассмеялась. Это так по-панковски прийти на прослушивание без инструментов, в рабочей одежде, словно со стройки, с не мытыми волосами и запахом влажных салфеток.
Но гитару Боре выделили. Проверив струны и подтянув третью, Глобальный встал позади брата. Рому взял мандраж. Повернулся, бледный как смерть и прошептал:
— Что-то у меня живот крутит.
Боря показал кулак и заявил:
— Если ради того, чтобы ты обосрался на сцене, я рисковал свободой на ближайшие десятилетия, то ты выбрал не то время, чтобы в этом признаться… Всё хорошо будет, братан. Не забывай импровизировать.
Тогда Роман Новокуров кивнул и собрался.
— Ладно, жечь так всех.
Пальцы гитариста дёрнули струны.
После лёгкого импровизированного вступления, солист представил «привет, человечество». И затянул полуэкспромт, показывая весь доступный диапазон из попурри в голове и на листике:
Ссать против ветра на баррикадах
уже моветон и зашквар.
Наше сраженье давно номинально.
Мы в пыли, но в душе пожар.
Не отбито желанье бороться.
Бей, чтоб искры летели из глаз.
Мое сердце уже не рвётся,
Когда раздается приказ.
Рома присмотрелся к залу. Пока в него не полетело ни одного тапка. Напротив, притихли. Расценив это за добрый знак, он выхватил микрофон со стойки и сам пошёл в атаку на слушателей, сближаясь на расстояние вытянутой руки с припевом, где скорость подачи менялась для большего удержания внимания.
Всё решают бабки!
Деньги рулят и стращают.
Чтобы было гладко, за ущерб не отвечают.
Сука-жизнь сосёт так смачно,
А я Целью озадачен…
Я, который Мы.
Басист выронил орешки, барабанщик разлил пиво. Директор протёр очки, чтобы пристальнее посмотреть на кандидата. А Коба расплылся в довольной улыбке, тыкая его бок локтем.
А Рома затряс хаером под акустический проигрыш и захрипел, чередуя высокий голос и гроулинг.
Залетела душа в тело.
Чё хотела? Чё хотела?
Отвечает мне она:
— Я оружия полна.
Можно мне медаль за мир?
Пусть кровавым будет пир!
Пока Боря прикидывал очередной проигрыш, Рома раскачался, завёлся и принялся изображать пальбу с двух рук:
У меня есть пушки, это не игрушки.
Я бросаю бабу в бане.
Хоть бы веником пропарил.
Но работа ждать не будет.
И глобально атакует…
А ночью опять снится мне:
Роман набрал в грудь побольше воздуха
