его власти в глухие районы страны, ожидая Судного дня и Конца времён. Но конец света не наступил.
Не все староверы были непротивленцами. Многие участвовали в восстаниях или поднимались на бунт. Самый известный — «Соловецкое сидение», восстание монахов на Соловках, продолжавшееся с 1668 по 1676 годы. Когда монастырь был захвачен царскими войсками, 26 монахов были казнены. Заживо заморожены на холодном северном ветру.
Полагаю, разгадку тайны раскола надо искать лет за сто до того, как он возник, в конфликте светской и церковных властей России.
На соборах 1547 и 1549 годов митрополит Макарий объявил знаковых новгородско-тверских святых общероссийскими, фактически сделал священной новгородскую модель управления, где «священство», церковная власть, выше «царства», то есть фактически объявил, что церковь имеет приоритет перед светской властью.
Практически в одиночку Иван «Грозный» на Стоглавом соборе в 1551 отвечает церкви, что «царство» всё же выше «священства» и пытается провести первое известное нам ограничение экономического влияния церкви. Церкви запрещается ростовщичество, то есть банковские функции, регламентируются её траты, ограничивается возможность участия в торговле.
Церковь отвечает атакой на ближайшее окружение царя во время гонения на «ересь» Матвея Башкина в 1552 году. Ивана «Грозного» пытаются отстранить от управления страной. На вопрос царя, где взять земли для оплаты служивым людям церковь отвечает просто — захватить. Россия захватывает Поволжье, Ливонию.
Но это разорительно для государства, Ливонская война проиграна, а потому государственники отвечают переворотом, направленным против митрополита Макария, освобождают от лишней опеки царя Ивана, дают ему в распоряжение опричнину и проводят репрессии против церкви. Яркая иллюстрация этой борьбы — знаменитый погром Новгорода как источника митрополичьей власти опричниками и убийство митрополита Филиппа.
В ответ именно церковь добивается прекращения опричнины, снижает статус Ивана (из царей — в великие князья). У него отнято главное право царя — право созывать церковные соборы.
Но Иван всё же проводит церковный собор 1580 года, где провозглашает конфискацию земель церкви. Церковь решения собора не выполняет, ибо собор созванный не царём — не собор. Тогда наследник Ивана Фёдор, который продолжает величать себя царём, в 1584 году созывает новый собор.
Накануне собора 1584 года был сменён митрополит, минимум два высших оппозиционных иерарха были «убраны», в 11 монастырях сменились игумены и архимандриты, а епископат «усилен» двумя московскими ставленниками. Это облегчало царю проведение собора. Собор повторил решение о конфискации церковных земель. «Царство» оказалось выше «священства».
Тут же срочно в Москву прибегает агентура турецкого султана, патриарх константинопольский Иеремия и в 1589 году и учреждает русское патриаршество. Причина озабоченности турок проста — будут раздавать конфискованную церковную землю дворянам, армия усилится, и ни дай Бог (сохрани Аллах!) на Османскую империю Россия нападёт! Допустить раздачу церковных земель и усиление русской армии нельзя, следовательно, статус этих земель надо повысить с митрополичьих до патриарщих. Теперь землю у церкви не отнимешь, ибо статус патриарха повыше царского будет по тем временам!
Ответ государственников — попытка вообще убрать РПЦ, перекрестить Русь при помощи поляков и Дмитрия Первого (Лжедмитрия). Начата Смута.
В ходе Смуты побеждает церковь. Сын патриарха Филарета избран царём. Патриарх добавляет в свой титул слова «великий государь». Торжествуют и турки, которые руками патриарха иерусалимского Феофано Третьего совершают интренизацию Филарета. РПЦ благодарит султана за помощь и наше государство начинает платить дань Турции в форме тыша Крымскому ханству (вассалу турок).
Дело после этого стало за малым — перебить тех, кто помнил идеи Стоглавого собора, идеи царя Ивана и Фёдора. Эти цари объявлены безумными, а сторонники Стоглава — еретиками. Этих людей начинают убивать. Массово. Но лидеров староверов перебивают быстро, и нужда в патриархе-инквизиторе отпадает. Никона низлагают [48].
Возможно степень зверства, с которым убивают сторонников Стоглава, староверов продиктована степенью их упёртости в своей правоте.
А как же — ведь чума доказала, что Никон — слуга Антихристов! …
Голландская чума в Англии 1665 году
Теперь перенесёмся в Англию, в страну, в которую голландцы тоже экспортировали чуму почти одновременно с Россией. Привезли её на туманный Альбион из Амстердама, на рубеже 1664 и 1665 годов. Было несколько случаев заболевания. Сначала их даже чумой не считали. И только 12 апреля 1665 года в королевстве была официально зарегистрирована смерть от чумы некой Ребекки Эндрюс. Как только узнали англичане о незванной «гостье» — чуме — в стране началась паника. Люди бежали из городов в деревни.
Но в деревнях беглецов встречали выстрелами мушкетов. Английские эстампы того времени посвящены теме «массового бегства из Лондона по воде и суше». Знаток истории чумы, автор прелюбопытнейшего «Дневника чумного года», писатель Даниэль Дефо считает, что в 1665 г. двести тысяч человек, почти половина жителей, покинули столицу Англии. Один из его рассказов описывает одиссею трех беженцев — мастеровых людей, которые встречают в деревне толпу себе подобных бедняг, не советующих им идти в лес, так как там скрываются многие лондонцы без жилья и средств к существованию, терпящие большую нужду без всякой помощи. Многие бежали, не зная куда.
К июлю 1665 года чума добралась до Лондона. Король Англии Карл II вместе со своей семьёй и свитой покинул Лондон и уехал в Оксфордшир.
Рассказ о великой лондонской чуме (по мотивам романа Даниеля Дефо «Дневник чумного года», опубликованного в 1722 году и основанного на мемуарах дяди Даниеля Дефо, Генри Фоя, пережившего чуму.)
Если бы вы попали в Лондон весной или летом 1665 года, то совсем не узнали бы того весёлого, и бесшабашного города торговцев, авантюристов, лордов, поэтов и великих учёных, каким он был или казался всего несколько месяцев тому назад. Город опустел. Те, кто смогли бежать — бежали. Для этого только надо было приобрести, точнее — купить, справку, что ты здоров. Бежали без оглядки. Те, кто не смог бежать — оставались встретить чуму.
Плачь стоял всюду, плакальщицы наёмные были в цене, да и добровольных хватало! Смерть, смерть, смерть преследовала лондонцев! Даже в самом незаражённом Сити жили ожиданием грядущего апокалипсиса. При этом никто не носил траура. Смерть стала обычной. Грусть постоянной. Настроение — обречённым.
В домах, закрытых на карантин стенали люди. Они понимали, что оставлены на смерть либо от чумы, либо от голода. Да, им добрые люди иногда приносили еду, но добрых людей становилось всё меньше и меньше. Кто уже не мог купить хлеба даже себе, а кому чума приказала уйти в иной мир. Из карантинных домов люди убегали, отвлекая сторожей. Кто через крышу, кто даже через трубу. Бродяжничали. Потом их ловили и дай Бог, чтобы просто
