она кроме как жрать варить ниче и не умеет!
— Варит вкусно, — отдал я должное волчице.
— У них домоводство два раза в неделю, — пояснил Лёха. — А у нас — труды, мы кормушки для птиц делаем — они нас меньше боятся, вон, видишь? — указал на сидящую на проводах стаю воробьев.
— Вижу, — запомнил я нюанс. — А кто у вас в школе вообще учится? Константин Викторович говорил — пятеро?
— Я, — кивнул пацан, загнув палец. — Артем, ему десять лет, и Колька — ему восемь, совсем маленьким пробоем «накрыло». Прикинь, — хохотнул. — Мамка его в комнату заходит, а в кроватке волчонок лежит! — жизнерадостно заржал.
Я подхватил — если абстрагироваться от чувств матери в этот момент и представить ситуацию фрагментом условного ситкома, вправду смешно.
— И девчонки — Валька да Светка, десять лет ей, Светке в смысле — она, прикинь, когда пробоем ударило, быстро разобралась и жука загрызла — мамку с папкой спасла. Хорошо, что жук мелкий был.
— Какая молодец, — проникся я.
Нифига себе — четырехлетний ребенок семью спас, да за такое медали надо давать.
— Только каникул у нас нету, — вздохнув, перевел тему Лёха. — Просто летом уроков в два раза меньше, а тренировки как были, так и остались. Но сегодня не будет! — просветлел. — Савелий Геннадьевич — инструктор наш — в город отчеты сдавать повез.
— Валя вчера рано пришла, — наябедничал я.
— Рано? — удивился он. — Летом всегда так, — на его лице мелькнуло осознание. — А, тебе баба Зина наверно сказала, что Валька поздно приходит? Так она старая, забыла просто, что летом раньше отпускают.
Что ж, логично.
— ДК, магазин, — вернулся я к основной теме. — И все?
Немного подумав, Лёха ответил:
— Ну, в речке купаться можно, только вода холодная. Еще на механизаторской базе прикольно — там трактора и комбайн есть, у нас вон там, — указал направо. — За лесом поля есть, агрохолдинг, там наши работают, — вздохнул. — Но я однажды в трактор залез, нечаянно ручник задел и в стену въехал. Так-то ничего, не сломал, но на базу меня теперь не пускают.
Тянется пацан к технике.
— А у вас много обычных людей живет? — спросил я.
— Больше, чем оборотней, — задумчиво почесав затылок, ответил он. — Раньше еще больше жило, но в основном пожилые. Умирают, — грустно вздохнул. — Они тут еще до пробоя жили, почти все оборотни им родня. Но новые семьи «оборотнические» приезжают, про наши Липки по всей Сибири знают! — снова приосанился и с заговорщицким видом поведал. — А Васька, он в школе не учится, двадцать семь ему, со службы с невестой вернулся, обычной. Красивая! — мечтательно вздохнул. — Ребенка вот родили. А ты знал, что оборотень с оборотнем детей сделать не могут?
— Не знал, — признался я.
— Семью нормальную оборотню завести сложно, — вздохнул он. — Может и хорошо, что теперь на войне до старости будем?
Когда тебе четырнадцать, условные тридцать пять — это старость.
— А у человека и оборотня обычные дети рождаются? — спросил я.
— Конечно! — аж подпрыгнул он. — Сила только от пробоев дается, иначе оборотни бы всем… — он закусил губу и потупился.
Стыдно, что ляпнул лишнего.
— Всем показали, — закончил я за него. — Говори все как думаешь, Лёх, я же теперь с вами.
— С нами! — оживился он. — У нас тут круто, вон там, — указал в противоположное агрохолдингу направление. — Пещера есть здоровенная!
— Круто! — вполне искренне отреагировал я.
— Потом сходим, — пообещал он.
Миновав очередной дом, посмотрел направо, увидев небольшой пятачок покрытой травой земли и стоящую в середине метровой высоты гранитную стелу с табличкой. Слева от нее в воздухе висело какое-то странное, едва заметное, полупрозрачное золотистое пятно округлой формы с колеблющимися краями.
— Что это? — указал я проводнику на пятно.
— Памятник, — ответил он. — Здесь пробой шесть лет назад и появился — вот, администрация районная поставила, будто кому-то на нас не плевать, — раздраженно фыркнул.
Он что, не видит?
— А ты только памятник видишь?
— Ну… траву еще? — неуверенно предположил он.
— А пробой, когда закрывается, следы оставляет? — спросил я.
— И чему вас в городе вообще учат? — фыркнул он и тут же раскаялся. — Извини, вырвалось.
— Ничего, — отмахнулся я.
— Не оставляет, — ответил он. — Бах — и как и не было ничего.
А может мне просто голову напекло? Нужно проверить! Нужно потрогать! А если это портал обратно домой⁈
— М-у-у!!! — пронесся над улицей возмущенный коровий возглас.
— Держи ее!!! — вторил мужской.
Из переулка метрах в трехстах от нас вылетела рыжая, средней упитанности, корова. Взбрыкивая копытами и дергая головой с посылом «забодаю», она побежала на нас. За ней из переулка выбежал явно запыхавшийся, седобородый дедушка в растянутых «трениках» и тельняшке:
— Лови ее, че стоишь⁈
— Я не поймаю! — беспомощно пискнул Лёха. — Только хуже сделаю. Ты умеешь? — с надеждой посмотрел на меня.
Мне плевать, я домой хочу! Но… Но если я сейчас потрогаю пятно, и оно развеется без всякого эффекта, оставив меня здесь, по деревне пойдет слух о том, что Андрей Штырков (в паспорте другая фамилия, но местным же плевать) — трус и не помогает односельчанам. И мне с этим жить? Ладно, поймаю корову — отец учил — и потом вернусь к пятну. Не исчезай, хорошо? Лёха тем временем успел свалить подальше, чтобы не добавлять проблем.
На дорогу я вышел медленно и спокойно, не глядя на корову — они боятся быстрых движений и внезапно появляющихся в поле зрения объектов. Прямого взгляда тоже побаиваются. Дед, увидев меня, остановился и заткнулся — криков коровы боятся больше всего. Подчеркнуто-медленно обернувшись в сторону несущегося на меня, явно агрессивного животного я офигел от собственного идиотизма — забодает сейчас, и я никогда не узнаю тайны золотистого пятна.
— Хорошая, — мягко, медленно начал я пытаться установить контакт с коровой. — Зоречка, Буреночка, Рыжулечка, — клички не важны, важна интонация. — Ты чего не со стадом пасешься-то?
К моему удивлению, и, чего уж греха таить — немалому облегчению, корова пофыркала и стала трясти головой и копытами меньше.
— Напугал тебя кто-то нехороший, красавицу такую, — продолжил я. — А коровок пугать нельзя — вы же хорошие, вы молоко даете и теплые.
Мне коровы реально очень нравятся, сам не знаю почему — с детства так было.
— Для кого старается? — тихонько пропел я. — Для меня, для меня, для меня!
Рекламная песенка сработала словно магическое заклинание — остановившись, корова фыркнула, потрясла головой, наклонилась и принялась за прямые коровьи обязанности — жрать траву.
Дедушка доковылял до имущества, похлопал его по шее и направился ко мне:
— Молодец! А ты кто такой?
— У Штырковых живу, Андреем зовут, — ответил я и направился к пятну.
— А меня Карлом
