найдут бездыханным где-нибудь в овраге, а рядом будет сидеть образцово-показательно ревущий и посыпающий себе голову пеплом («не уберег!») маленький оборотень, которого Валя, например, потом за мою ликвидацию в щечку поцелует. Но разве может ребенок так притворяться? Что там Константин Викторович говорил о своей школе? «Пятеро учеников»? Может у этого пацана просто друзей нет, вот и смотрит на меня с такой надеждой в глазенках?
— Пошли, — пожав плечами, я поднялся на ноги.
Лёха со счастливой рожей подскочил следом.
— Подожди, переоденусь, а то тут карманы дырявые, — вывернул я перед ним шорты. — Семечки высыпаются.
Охотно хохотнув, он кивнул:
— Я тебя во дворе подожду! Валь, пока! — подхватил портфель и выбежал из дома.
Живчик какой.
Глава 7
Когда я переодевался, Валентина подала голос:
— Если что, на тренировках я побеждаю его девять раз из десяти, так что лучше не пытайся натравить его на меня.
— Ты какая-то странная, — ответил я, натягивая красную футболку с серпо-молотом и подходящим для маскировки воротником. — Отрекись от агрессии, выбери спокойствие и понимание.
— Это стать такой же тряпкой, как ты? — фыркнула она.
Нафиг, в игнор тебя, надоела. Надев шорты с нормальными карманами, пошел в комнату за семечками.
— Ты что, меня игнорируешь? — дошло до нее.
Ага! Горсточку сюда — для меня, горсточку туда — угощать встречных для улучшения репутации. Но по чуть-чуть, иначе будут считать транжирой. Просто поразительно, насколько становишься продуманным после нанесенного судьбой, крайне болезненного «комбо».
— Эй! — высунулось ее недовольное лицо из-за шторки.
— Если придет Зинаида Матвеевна, передай ей, пожалуйста, что я вернусь в четыре, — с улыбкой попросил я Валю.
— Я тебе кто, посыльный? — фыркнула она и скрылась за шторой. — Напиши записку, ты же у нас умник!
Аттестат видела, получается.
— Одолжи бумагу и ручку.
— Не дам, — пожадничала она. — Я не смогу пользоваться вещами, к которым прикасались твои грязные руки!
— Тогда тебе придется отрезать грудь, — вздохнул я.
Не выдержав, Валентина выскочила из-за шторки — успела переодеться из формы в халатик — и схватила меня за охватившие шею руки.
— Синяки! — прохрипел я.
Теперь я как бы сам себя душу, но ладонями — синяков не будет.
— Какой же ты мерзкий! — припечатала она меня и гордым лебедем прошествовала в комнату.
Какой живительный всплеск адреналина. Но процесс идет — сначала отучим распускать руки, потом — провоцировать конфликты, а там и до «Братик, я испекла для тебя булочки! Скажи: „А-а-а!“» дойдет. Приручить дикую волчицу — звучит как неплохой челлендж! Нет, «братик» это уже перебор. И «А-а-а» перебор! Но до чего же приятный момент вчера был. Куда-то не туда мысли свернули, а значит нужно выкинуть Валю из головы и идти тусоваться с новым другом.
Выбравшись на крылечко, улыбнулся согревшим синяк солнечным лучам. Сидящий на крылечке Алексей поднялся на ноги и не стал перепрыгивать через забор, позволив мне выпустить его со двора через калитку.
Молодец какой — не выпендривается.
— А ты слышишь, что в домах происходит? — решил я изучить оборотней поподробней.
— Не, у нас стены толстые строят, — покачал он головой. — Из окон немножко слышно, но о важном около окна у нас никто не разговаривает, — помявшись, он признался. — Я вашу ругань с Валей слышал. Она не девять раз из десяти меня побеждает, а восемь! — гордо поднял вверх подбородок. — Потому что старше на два года, и боевой массы у нее на пятнадцать килограммов больше!
— «Боевая масса» — это в другой форме? — уточнил я.
— В ней, — подтвердил он.
— А откуда масса при трансформации берется?
— Фиг его знает, — пожал плечами Лёха. — Мне надо домой зайти, переодеться и портфель положить.
— Идем, — мне было все равно.
Пацан повел меня направо. Очень удачно, потому что здесь я еще не был. Вдоль дороги тянулись окруженные заборами дома, в палисадниках наливались соками ранетки, сливы, крыжовник, смородина, жимолость, ирга, облепиха — словом все, что комфортно чувствует себя в местном климате. Конкретно у нас растут ранетка и слива, а в огороде, за дровяным сараем, я сегодня нашел два куста смородины и облепиху. Последнюю собирать прямо не хочу — ягоды мелкие и защищаются шипами.
— Ты не подумай, что все оборотни такие, как Валя, — испытал он потребность оправдаться. — Просто у нее…
— Мама на глазах погибла, из прошлой школы выгнали, обычные люди вас не любят, а теперь еще и приказ о пятнадцати годах службы, — перебил я.
— Да, — кивнул Лёха. — А ты откуда знаешь? Сама она точно не расскажет.
— Константин Викторович приходил вчера, — не стал я скрывать.
— То-то я думаю ты ничему не удивляешься! — хохотнул он и возмутился. — Ей — плохо, а нам разве легко? Я же на других не срываюсь, — приосанился и выпятил грудь. — Я — воин и мужик! Я бы и без нового закона в армию пошел, с жуками драться — мне для того сила и дана! — спохватившись, застенчиво спросил. — А ты меня не боишься?
— Не-а, — честно признался я.
— И Вальку не боишься? — посмотрел он на меня с уважением.
— Поначалу боялся, — кивнул я. — Но теперь — как отрезало.
— Мужик! — одобрил он.
— Что тут у вас вообще интересного есть? — сорвав травинку и сунув сочный кончик в рот, спросил я.
Лёха подумал и ответил:
— Магазин есть — это понятно. Еще ДК есть, дом культуры, там у нас бабки старинные песни поют, а деды игрушки из дерева вырезают. В город продают потом. Ну и из города иногда артисты приезжают, даже цирк был один раз, с настоящей обезьяной, — лицо просветлело от приятных воспоминаний, и он спросил. — А ты обезьяну видел?
— Видел, — невольно улыбнувшись, кивнул я. — А обезьяны вас не боятся?
— Боятся, — опустив глаза на дорогу, вздохнул он. — Там система специальная — около сцены вентиляторы ставят, она на нас дуют, чтобы животные запах не слышали.
Хочет питомца поди. А какой ребенок не хочет? Но спрашивать не буду — зачем на больное давить?
— У нас даже мышей с крысами в деревне нет, — похвастался он.
— Вот оно че! — покивал я. — То-то мука в деревянном ящике хранится. Боялся прогрызут.
— Некому прогрызать, — со смесью грусти и гордости кивнул он.
— Хорошая деревня у вас… — начал я, но Лёха перебил.
— Не у «вас», а у «нас»!
— Точно, — согласился я. — Хорошая деревня у нас — ни одного покосившегося забора, дома ухоженные, сады цветут.
— Мы живем бедно, но честно, — ответил он явно где-то услышанными словами. — И дружно! Вот у бабушки Зины, например, в прошлом году соседи столбы заборные поменяли — она старая и сама не может, а у Вальки — руки-крюки,
