заложены англичанами, вскоре и цейлонцы стали проявлять большой интерес к этой культуре.
Представители цейлонской буржуазии охотно вкладывали капиталы в создание каучуковых плантаций, ибо их организация требовала меньших расходов, чем закладка чайных плантаций. Каучуковые плантации располагались в тех районах, где значительная часть земель принадлежала цейлонцам. За 1901–1910 гг. площадь под каучуконосами возросла с 1 тыс. до 80 тыс. га. Переработку латекса в каучук удалось наладить на полукустарных предприятиях.
Каучуковые плантации закладывались в густонаселенных районах, поэтому разорявшиеся сингальские крестьяне охотно шли работать на них. Часто этими плантациями владели их прежние помещики — ведь характерной чертой цейлонской буржуазии была ее тесная связь с землевладением. Совмещение в одном лице помещика-землевладельца, плантатора-капиталиста и собственника предприятия по переработке плантационной культуры было обычным для Цейлона явлением. В производстве каучука местный капитал обладал значительно более прочными позициями, чем в производстве чая. Местный капитал закрепился также в производстве продуктов кокосовой пальмы, экспорт которых вырос с 9 % в стоимости всего экспорта страны в 1880 г. до 24,5 % в 1910 г. В конце XIX — начале XX в. определяющую роль в цейлонской экономике стало играть производство на экспорт чая, каучука и продуктов кокосовой пальмы.
С укреплением плантационного сектора развитие экономики острова шло в интересах прежде всего колонизаторов, производство в значительной степени было ориентировано на английский рынок. Основные капиталовложения направлялись в плантационный сектор. Английские колониальные власти стояли на стороне крупных английских предпринимателей и допускали создание и развитие лишь тех новых отраслей хозяйства, которые были связаны с переработкой и экспортом трех важнейших плантационных культур. Перед английскими плантаторами снова очень остро встала проблема рабочей силы.
Главной рабочей силой на цейлонских плантациях были выходцы из Индии. Близость Цейлона к округам Южной Индии способствовала тому, что ежегодно большие группы обедневших индийских крестьян отправлялись на Цейлон в поисках работы, причем основной приток плантационных рабочих шел из Тамилнаду; подавляющее большинство их составляли тамилы из низших каст. Переход к производству чая резко увеличил спрос на рабочую силу. В отличие от сбора кофе, который имел сезонный характер, сбор чая требовал постоянного присутствия большого числа плантационных рабочих. Поэтому многие индийские кули не возвращались в Индию, а оседали на Цейлоне; в начале XX в. примерно 30 % всех прибывших из Индии плантационных рабочих осталось на Цейлоне. В эти годы наблюдался быстрый рост населения, особенно в горных округах, где были созданы чайные плантации. Наиболее заметный прирост дало тамильское население, которое с 1891 по 1901 г. увеличилось на 230 тыс., а с 1901 по 1908 г. — еще на 200 тыс. за счет оставшихся на острове плантационных рабочих. Таким образом, подавляющая масса плантационных рабочих, занятая производством чая, была не цейлонского, а индийского происхождения.
В отличие от времени кофейного бума, когда сингальское крестьянство упорно отказывалось работать на плантациях, обстановка теперь существенно изменилась. Разоряющееся цейлонское крестьянство нанималось работать на плантации, но предпочитало продавать свой труд на плантации, расположенные по соседству с его собственной деревней. Сингальские крестьяне рассматривали труд на плантациях как источник получения дополнительных средств, в качестве отхожего промысла. Поэтому они нанимались на работы, связанные с расчисткой джунглей под плантации чая, даже в высокогорные районы, но не желали становиться постоянными плантационными рабочими и селиться на территории плантации.
Комиссия, которая в 1908 г. расследовала положение с использованием сельскохозяйственных рабочих, отмечала, в частности, что сингалы работают хорошо, опровергая высказывания ряда английских авторов о неспособности сингальского населения работать на плантациях. На каучуковых и кокосовых плантациях сингальский труд применялся в больших масштабах, но лишь на плантациях, которые не были расположены высоко в горах. Однако английские предприниматели предпочитали использовать труд индийских плантационных рабочих, которым платили меньшую заработную плату. Оторванность индийского кули от дома позволяла использовать его труд в любое время года, что особенно важно в чайном производстве. Индийские плантационные рабочие были изолированы от других групп цейлонского общества, в частности от зарождавшегося цейлонского рабочего класса.
Тяжелое положение прибывавших плантационных рабочих, представителей низших каст, использовали кангани-вербовщики для еще большего их закабаления. Формально кангани заключал контракт с каждым нанимаемым на работу и выплачивал завербованным рабочим аванс в несколько рупий, обычно до 10. Контракт заключался на один или два года, но мог быть расторгнут, если плантационный рабочий делал специальное заявление за месяц до этого и выплачивал сумму долга. Фактически же рассчитаться с долгами было трудно. Неграмотные плантационные рабочие обычно на длительный срок становились должниками кангани, который уже при выплате первоначального аванса обманывал нанимаемого рабочего.
Заработная плата выдавалась кули раз в два месяца. Часть суммы шла на уплату аванса, а затем и долгов. Кроме того, значительную часть заработка кули получал в натуральной форме (рисом). Цены на рис, которые устанавливала администрация плантации, были очень высоки, так же как и цены на другие необходимые товары, приобретаемые плантационными рабочими в лавках при плантациях. Почти сразу же после получения заработной платы кули вновь шел за авансом к кангани. Подобная кабальная система вербовки и оплаты труда превращала многих кули в неоплатных должников.
На плантациях Цейлона существовала поденная система учета труда рабочих. Обычно из заработка кули вычиталось 16 %, если он работал пять дней в неделю вместо шести. Женский труд, который широко применялся при сборе чайного листа, оплачивался значительно ниже мужского. Еще меньше получали дети, работавшие на чайных и каучуковых плантациях наравне со взрослыми. Эксплуатация женского и детского труда служила дополнительным источником обогащения плантаторов. Многие плантационные рабочие в течение всей жизни не могли избавиться от долгов, долги переходили из поколения в поколение, они крепко привязывали кули к плантации.
Развитие плантационного хозяйства увеличило приток индийских кули. В 1904 г. английские колониальные власти создали специальное агентство, субсидировавшее индийских иммигрантов и контролировавшее их число. Это диктовалось нуждами новых плантаторов, которые испытывали большие трудности в получении рабочих рук. Но создание агентства не ликвидировало злоупотреблений кангани-вербовщиков. По окончании контракта плантационный рабочий обычно не был в состоянии покинуть плантацию из-за долгов. Главный кангани и управляющий плантацией решали вопрос о возобновлении контракта или передаче (вернее, перепродаже) плантационного рабочего новому хозяину. Новый хозяин, а это был чаще всего молодой плантатор, испытывавший огромную нужду в рабочей силе, соглашался уплатить сумму долга. Сделка оформлялась документом, получившим название «тунду». Система тунду еще больше закабаляла плантационных рабочих. Кангани получили возможность торговаться с новым хозяином за продажу каждого кули. Плантационные рабочие полностью лишились возможности самостоятельно переходить с одной плантации на другую, ибо это зависело от воли кангани и управляющего плантацией.
Жилищные условия плантационных рабочих были крайне тяжелыми. Они селились в так называемых «линиях», каждая из которых состояла из барака, имевшего от
