в коридоре, кроме нас полным полно больных малышей…
– Я урод, Родион… Со мной все не так, – вздыхает Полина. – Нормальным людям надо держаться от меня подальше. Вот и ты…
– Не смей, слышишь, – прижимаю ее к груди и глажу по шелку длинных волос. – Не смей превращать роковую случайность во что-то…
– Вот! Ты даже слов найти не можешь.
Не могу, она права… Не могу найти слов, чтобы описать свои чувства.
– Поля… Все будет хорошо. Сейчас Оленька приедет, привезет тебе все необходимое, а я…
– Я никогда не смогу отплатить тебе за доброту, – шепчет Поля и обнимает меня. Полегче, детка… Или я начну успокаивать тебя другим способом, не самым приемлемым для больницы. Вдыхаю аромат яблочного шампуня с ее волос и нехотя размыкаю объятия…
– Ну что, успокоились? Входите, родители. А то не дело это… Как у вас анамнез собирать, если вы не в себе? Входите, входите, мои хорошие…
Полина старательно отвечает на вопросы врача. Меня просят подняться в рентгеновский кабинет, пока «мамочка» заполняет какие-то согласия. Давно я не чувствовал себя настоящим отцом малыша… Когда Оля родилась, я был слишком молод, чтобы стремиться к общению с ребенком. Работа и еще раз работа – вот что меня интересовало.
Раздеваю малышку и выпрямляю ее ножки, следуя указаниям врача. Процедура занимает от силы пять минут. Возвращаюсь в приемное отделение, прижимая Фису к груди, и тотчас встречаю испуганный, почти безумный взгляд Полинки…
– Родион, у нее перелом. Все-таки перелом…
– Трещина ветви лонной кости, – опережает Полю врач. – Смещения нет, обломков тоже. Слава богу, она упала с небольшой высоты. Девочке потребуется постельный режим и валик под ножки. Поза лягушки принципиальна в лечении. Она какое-то время не будет вставать. Сама не захочет. Вам придётся приложить недюжинные усилия, чтобы занять кроху.
– Слава богу, – вздыхаю я, обнимая Полину за плечи. – Значит, позвоночник цел?
– Да. Мы оставляем маму и дочку в больнице. Вы же не собираетесь…
– Нет, нет, мы остаемся, – кивает Поля. – Родион, у тебя есть ключи от моей квартиры. Тебе не будет сложно привезти мне вещи…
– Какой у тебя размер? Я куплю пару халатов и ночную рубашку, носки, тапочки и… Что там еще нужно… Зубную щетку и…
– Там слишком много всего. И зачем ты будешь тратиться, если у меня есть все дома?
– Хорошо, уговорила, заеду к тебе. Оленька ждет меня в том дурацком кафе. Сейчас мы вместе все соберем и вернемся.
– Спасибо, – Полина приподнимается на носочках и целует меня в щеку. Сама…
Родион.
Покидаю больницу с тяжелым сердцем… Не могу из головы выбросить ее растерянные, несчастные глаза и дурацкие слова, от которых сжимается сердце, а душа отравляется горечью: «Я урод… Нормальным людям нельзя быть возле меня…». Пальцы сами собой сжимаются в кулаки от злости… Вот, что этот козел с ней сделал: уничтожил самооценку, вытравил веру в людей, наградил комплексами… Я бы мог сейчас выпалить, что таким, как Петюня нельзя размножаться, но прикусываю язык, вспоминая об Анфисе… Девчушка у Полины замечательная. Кудрявая, темноволосая, так похожая на мать… Подъезжаю к злосчастному кафе и звоню Оленьке. Дочка выскакивает на улицу тотчас. На ходу заматывается в шарф и важно садится на переднее сиденье. Еще она фифа маленькая растет – вся в мать…
– Привет, котик. Поела что-то? – целую ее в прохладную щеку и разворачиваюсь.
– Да, папуль, не волнуйся. Там, кстати, ничего…
– Да уж… Анфиска теперь в больнице с трещиной… как ее… лонной кости. Это впереди, там, где…
– Пап, я знаю, где это. Ты забыл, что я хочу поступать в медицинский?
– Помню, солнце. Мама отпустила тебя? Нам надо срочно ехать домой к Поле за вещами и документами. А потом в магазин за всякими нужными мелочами.
– Я за любой кипиш, ты же знаешь? – улыбается Оля. – Может, все новое Полине купим? Как-то это… Не знаю… Удобно в ее вещах рыться?
– Вот я так же сказал! Но мы все равно заедем.
Еду по темным улицам к ставшему близким дому… Унылая пятиэтажка прячется среди высоких деревьев. В окнах горит приглушенный свет, а возле подъезда толпятся подростки и подвыпившие мужики. Им там как будто медом намазано днем и ночью… Нужно срочно увозить отсюда Полю, и поскорее…
Олька наступает на осколки разбитых лампочек и чертыхается, включая фонарик на телефоне. Открываю дверь квартиры и включаю в прихожей свет. Олька любопытно оглядывает жилье Поли, а потом произносит:
– Хорошая квартира, уютная, но старенькая. А еще меня напугала компания у входа. Пап, ей безопасно здесь жить?
– Я говорил ей много раз о переезде, но Полина противится. Давай-ка, дочка, иди в спальню и собери ей вещи. Нехорошо, если я буду лазить в ее нижнем белье.
– Хорошо, пап.
Олька уходит в комнату и шуршит, бормоча что-то под нос.
– Все хорошо? – мнусь на входе.
– Полина носит размер «S», папуль. Обувь тридцать седьмого размера.
– А мне зачем эта информация? – хмурюсь и пожимаю плечами.
– А потому что у Полины все плохо… с… В общем, никакой личной жизни у нее нет, – многозначительно протягивает Оля. – И кекса видимо у нее тоже…
– Чего-чего? – стаскиваю обувь и вхожу в спальню, заставая дочь за важным занятием. Олька выбирает из кучи вещей самые подходящие, на ее взгляд.
– Дочка, откуда ты все это знаешь? И какое нам дело до личной жизни вдовы дедушки?
– Хватит, а? Я не маленькая, папуль. И ты должен расколдовать красавицу Полину от волшебства черного демона. Ну этого ее… С кем она жила.
– Хорошее сравнение, Олька. Давай-ка поторапливайся, нам еще в магазин ехать. Не хочу, чтобы девочки сидели в больнице голодными.
Дочка завершает благородную миссию минут через десять. Собирает документы в отдельную папку, а вещи сортирует по пакетам. Оленька у меня аккуратная – уж не знаю в кого, видимо в покойного дедушку. Мы едем по ночному городу, разговаривая о всякой ерунде и изредка обсуждая мою бывшую. По дороге заезжаем в круглосуточный магазин. Оля то и дело задает наводящие вопросы, пытаясь выяснить, как Полина оказалась в своей квартире, а не у меня? Отмахиваюсь от дочурки, стремясь сберечь детскую психику, и выруливаю на переулок, упирающийся в здание больницы.
– Пап, – зовет меня Оля.
– Оль, мы взрослые, разберемся сами… Зачем тебе, солнышко во все это…
– Да я не об этом! Тебе адвокат звонит! Караваев адвокат, – читает она имя на экране.
– Черт! Давай скорее.
Паркуюсь возле больничных ворот и спешно отвечаю Егору Львовичу. Если он звонит так поздно, значит, случилось что-то ужасное…
– Родион Максимович, плохие новости, – выпаливает
