class="p1">немецком языке. Так, в немецком комментарии к карте Олауса Магнуса «Carta Marina» ареал, охватываемый картой Олауса Магнуса был обозначен на немецком как Nordlenden: «Ain korte Auslegung und Verklerung der neuen Mappen von den alten Goettenreich und andern Nordlenden» (Venetiae, 1539)3. Соответственно, и латинское nortmanni было калькой «тевтонского» nordmanni, а в скандинавские языки это слово вошло из немецкого языка, что и понятно, учитывая сильное влияние немецкой культуры в скандинавских странах, особенно начиная с XVI в. В начале XX в. труд О.Магнуса был переведен на шведский язык, и «тевтонское» слово nord сделалось уже привычным для шведского языка, что видно и из шведского названия труда начала XX в. «Historia om de nordiska folken» («История северных народов»). Так, собственно, и считается, например, в шведской медиевистике.
Но если слово Nordmanni разошлось по европейским языкам из немецкого, то с какой стати норманистские мыслители уверяют, что в русский язык это слово вошло из др.-сканд. Norðmaðr? Может, тогда и историк франков Эйнхард заимствовал его от «норвежцев»? В любом случае надо предъявить соответствующий источник «древнескандинавского» происхождения, из которого слово nortmanni стало заимствоваться, например, в русском языке.
Однако оставим эти бесплодные рассуждения, поскольку норманизм источников не предъявляет, а декларирует и затем доводит читателей до томления многократным повторением своих умозрительных сентенций. Подойдём к рассматриваемому вопросу с другой стороны: если в современной науке слово урмане соединяют со словом мурман, а последнее ведет нас на побережье Северного Ледовитого океана, то необходимо посмотреть, что можно по этому поводу найти на Русском Севере (стр. 465-467).
В книге А.А.Минкина «Топонимика Мурмана» приводятся такие данные: «До начала XX века Мурманом называли лишь северное побережье Кольского побережья – от Святого Носа до норвежской границы. В дальнейшем понятие Мурман расширилось, и нынче под ним подразумевается весь Кольский полуостров. Но как же появилось это название? Что таит в себе?.. Врач В.Р.Гулевич, работавший на Кольском полуострове в восьмидесятых годах XIX в составе санитарного отряда Общества Красного Креста, сообщает несколько этимологий названий Мурман. По его словам, ”…местные же и самые древние обитатели Лапландского полуострова – лопари – толкуют об этом различно. Одни из них говорят, что оно (название Мурман – А.М.) произошло от соединения двух лопарских слов: Мюръ и Маннъ,а другие думают, что от Мюръ и Миннъ…Мюръ означает море, Маннъ – луна, Миннъ – наше. Следовательно, по понятиям одних лопарей, Мурман означает Лунное море, а других – Наше море. Норвежцы же утверждают, что ими дано название берега ещё в глубокой древности…что Мурман произошел от следующих слов: Муръ и Маннъ. Муръ означает по-норвежски мать, мамаша, а приставка маннъ – человек, итак – Мурман означает Мать человека, в переносном смысле, кормилица… Может быть, существуют и другие объяснения.., но я их не слышал..”. Этимологии Гулевича грешат существенными искажениями. Море – по-саамски миерр, миарр, мер, мерр.В саамском языке есть слово мур, и оно издавна имеет значения: ель, дрова, палка, деревья. Это подтверждает и английский путешественник Стифан Бэрроу, который во время плавания вдоль Лапландского (Мурманского) берега в 1557 году записал ряд саамских слов, а среди них мурр – лес и манна – луна... Не получается, чтобы Мурман в переводе с саамского языка звучал как Морская земля или Морской берег. ..», – подводит итог Минкин и приведя далее ряд фрагментов из летописей, таких как Лаврентьевская летопись и этноним урмане из неё, а также таких, как Новгородская первая летопись и упоминания в ней о нападении мурман, начиная с 1240 года, Минкин завершает свое историографическое исследование выводом: «Таким образом, слово Мурман действительно образовано не из саамского языка, а произошло от слова нордманд, трансформированного, как мы видели, нашими вначале в урман, а затем в мурман».
Каким образом слово мурман связано с урман и каким образом они имеют «скандинавское» происхождение, из приводимых рассуждений никак не видно. Хотя вполне можно согласиться с Минкиным в том, что названия Мурман как северное побережье Колы, Мурманское море к саамскому языку отношения не имеют, попытки отыскивать саамские этимологии выглядят очень неловкими. Это и понятно, поскольку саамы не являлись насельниками в этих местах, насельниками здесь были носители индоевропейских языков и представители рода R1a, т. е. древние русы и арии. Из этих языков и надо выводить упомянутые названия. Но продолжим выяснение вопроса о том, как обосновывается в современной науке связь между мурманами и словом нордманд.
Прежде всего следует обратить внимание на то, что процитированный отрывок яснее ясного свидетельствует о сравнительно недавнем «открытии» тождества урманов и мурманов с норвежцами. Это чётко следует из наблюдений врача Гулевича: ещё в восьмидесятых годах XIX на Кольском полуострове и в его окрестностях, никто, включая саамов и норвежцев, не имел никакого понятия о том, что название Мурман, а через него – названия мурмане и урмане происходили от нордманд, т. е. от того слова, от которого «образовались» также и норманны из западноевропейских хроник. И действительно, история о мурманах-урманах, которые якобы на самом деле были норманны и норвежцы, была придумана не ранее начала XX века. Об этом пишет и Минкин: «Древние норвежцы, норманны – это и есть летописные мурмане. К.Тиандер в начале нашего столетия дал объяснение слова мурман. Он утверждал, что слово это русское и образовано от скандинавского норманд – северный человек, которое соответствует русскому норманны. Кроме того, Тиандер считал, что замена –н через –м вызвана редупликацией и находит себе оправдание в чередовании тех же звуков в названиях русских местностей (Нерль и Мерлино, Нерехта и Мереховица)».
Получается, что тождество летописных мурман со словом нордманд было предложено известным российским скандинавистом и убежденным норманистом Тиандером. Следовательно, именно благодаря этому убежденному норманисту был перекинут мостик от летописных урман через посредство летописных мурман к норвежцам. И этот «мостик» перевёл летописного Олега, князя урманского в лицо норвежской национальности, поскольку по вере норманистов, древнерусские летописные князья, по определению, были лицами «скандинавской национальности» и если уж не шведами, то хоть норвежцами. И вот уже у Г.В.Вернадского в его «Древней Руси» (работа над ней началась в конце 30-х годов, вышла в 1943 г.) читаем об этом: «Что касается Олега, то в так называемой Иоакимовой летописи он назван ”урманином”, то есть норвежцем. Его можно идентифицировать с Оддом норвежских саг»4. Как интересно может проявлять себя историческая мысль. Вернадский – убежденный норманист, а НИЛ была объявлена норманистами апокрифической, недостоверной или даже вообще подделкой. Но видимо всё, что приходится под лад норманистской концепции, может выклёвываваться из апокрифического
