От его слов мне делается неловко, и я смотрю на свои ноги, втиснутые в белые босоножки, в неловком молчании. Наверное, не стоило ему давать мне эти туфли…
Думаю, будет лучше, если я сниму их, — наконец мямлю я еле слышно, и Алекс вскидывает на меня быстрый взгляд:
Жмут? — интересуется он. — Мне казалось, это твой размер…
Нет, они мне подходят, — мнусь я в нерешительности. — Просто это туфли твоей мамы, ты сам сказал… я… наверное, будет неправильно…
Ничего подобного, — решительно отрезает тот. — Я буду рад, если мамины туфли сделает еще кого-то чуточку счастливее. Вот, смотри, — добавляет он следом, тем самым ставя точку в вопросе с туфлями. — Это тебе тоже пригодится.
У него в руках маленькая бархатная коробочка, в которых обычно хранят ювелирные украшения, и я с трепетом — сама не знаю, почему! — ее открываю. На черной бархатной подложке лежит небольшого размера камея с выгравированной на ней бабочкой, распростершей свои крылья в застывшем в камне полете.
Как красиво, — шепчу я в восхищении. — Это тоже принадлежало твоей маме?
Алекс просто кивает головой.
Там есть гравировка на другой стороне, — говорит он мне, и я переворачиваю украшение обратной стороной. Надпись такая мелкая, что я с трудом могу разобрать витиеватые завитки готического шрифта…
Там написано, — приходит он мне на помощь, — что счастье капризно и непредсказуемо, как бабочка: когда ты пытаешься его поймать, оно ускользает от тебя, но стоит отвлечься — и оно само опускается прямо в твои ладони.
Как поэтично, — отзываюсь я с дрожью в голосе. — Наверное, поэтому ты так любишь бабочек — они напоминают тебе о маме… — Парень несколько раз двигает головой из стороны в сторону, словно ему натирает шею воротничок оранжевой рубашки, а потом одаривает меня лучезарной улыбкой — не хочет говорить о серьезном, я могу это понять.
Надевай украшение и будь готова выезжать, — отрывисто командует он, стремительно выкатываясь из комнаты. — Иначе мои мотыльки охладятся сверх меры и передохнут дорогой.
Я застегиваю на себе белоснежную камею и некоторое время любуюсь ее отражением в зеркале — она идеально смотрится на моей груди, дополняя красоту изумрудного платья. Видел бы меня сейчас мой дедушка! Сегодня я нравлюсь самой себе и это восхитительное ощущение.
Вести машину в вечернем платье в пол оказывается тем еще удовольствием, а я к тому же еще жутко волнуюсь о том, как появлюсь в таком вот виде перед толпой незнакомых мне людей…
Оранжевый с зеленым, — таинственно шепчет мне Алекс, когда мы выбираемся из автомобиля перед дорогим отелем с огромным самбреро у входа.
И что это, по-твоему, должно значить? — осведомляюсь я, расправляя складки своего вечернего платья. — Ты заставляешь меня еще больше нервничать, когда произносишь такие вот непонятные для меня вещи…
Алекс продолжает загадочно улыбаться, и мы направляемся ко входу в отель — на коленях парня большая, подарочная коробка, украшенная оранжевым бантом.
Мы бесприпятственно входим в фойе отеля, банкетный зал которого в этот вечер является своебразной площадкой для жаркой мексиканской свадьбы, и здесь нас сразу же приветствует высокий мужчина в… оранжевом пиджаке.
Дресс-код? — шепчу я вопросительно, и Алекс пожимает плечами, мол, да, ты угадала. Отлично.
Франц просил проводить вас на ваши места, — говорит нам мужчина в оранжевом пиджаке. — Он скоро сам подойдет к вам… Позвольте я возьму коробку.
Алекс передает ему коробку с бабочками, а потом мы входим в банкетный зал, который тут же поражает меня причудливым смешением голубых, оранжевых и зеленых цветов, воплощающихся даже в самых мельчайших деталях декора — разноцветные ленточки пышной бахромой свисают у входа и под потолком, стулья задрапированы оранжево-голубой материей, повсюду гирлянды из больших бумажных цветов и разноцветных флажков «папель пикадо», как меня просветят позже. Все гости пестреют в цветовой гамме самого банкетного зала… Словами не передать, насколько я поражена солнечной атмосферой этого места — и все это посреди зимы!
Наш сопровождающий подводит нас с Алексом к свободным местам за столиком под номером пять, который украшен не привычными в таких случаях цветами, а горшочками с кактусами.
О, сеньюрита! — тут же обращается ко мне дородная женщина в пестрой накидке. Не иначе, как мексиканка! — Вам непременно нужно украсить свои волосы вот этим цветком, — и она с мастерством истинной фокусницы выхватывает из воздуха пышный цветок гибискуса и ловко втыкает его мне за ухо.
Благодарю, — краснею я под ее восхищенным взглядом. — Спасибо.
Благодарите не меня, юная сеньорита, а своих родителей, наделивших вас такой несравненной красотой, — отзывается та с достоинством истинной весталки, — которую мой цветок может лишь отчасти подчеркнуть.
Еще более смущенная, я бросаю взгляд в сторону своего кавалера — помоги мне, молят мои глаза. Но помощь приходит с неожиданной стороны: к нашему столику подходит мужчина в кипенно-белом костюме, словно капитан некоего среднеземноморского лайнера, случайно заплывшего в воды этого пышащего красками праздневства, и, приобнимая пожилую «весталку» за плечи, с улыбкой произносит:
Матушка, не смущайте юную сеньориту своими пышными мексиканскими комплементами, боюсь, она может быть к ним не привычна и вы зазря ее расстревожите. Видите, какая она красная и смущенная! Агуэда просила вас проследить за свадебным тортом, — доверительно склоняется он к уху старушки, — можем мы в этом положиться на вас?
Пожилая женщина кивает головой и медленно удаляется по направлению к выходу.
Это моя новоиспеченная свекровь, — обращается к нам виновник торжества — жених, догадываюсь я — прослеживая взглядом передвижения своей названной матери. — Она может показаться немного назойливой и странной, но вы не обращайте на это внимание. Спасибо, что пришли! — он пожимает Алексу руку, а потом… целует мою. Боюсь, бордовый цвет лица не очень подходит к зеленому платью… — Я планирую выпустить бабочек перед нашим следующим танцем, как думаете, они уже достаточно отогрелись для этого?
Я абсолютно не понимаю, о чем идет речь, но Алекс споро кивает головой и «капитан свадебного судна» добавляет, обращаясь ко мне:
Вы истинное украшение нашего праздника, сеньорита, спасибо, что почтили нас своим присутствием… — Он еще раз прикладывается губами к моей руке и наконец оставляет нас одних.
Что это было? — спрашиваю я одними губами.
Мескаль и текила, — насмешничает Алекс, состроив забавную рожицу. — Они ведь уже пару часов отмечают…
В этот момент свет в зале слегка приглушают и тихая музыка наполняет его романтической атмосферой. На середину выходят жених и невеста — оба в белом, что разительно отличает их от всех гостей в зале — и Франц, обращаясь к своей избраннице, начинает произносить некие замысловатые фразы на испанском, которые сами по себе звучат как музыка…
