Книга Вопреки - Валентина Кострова

— А ты попробуй уложиться в несколько предложений. Ты же знаешь, я не отстану от тебя. Или мне пойти и признаться этому человеку, что ты его разыграла? – Кевин скрещивает руки на груди и всем своим видом показывает серьезность своих слов. Вздыхаю, пытаюсь сообразить, что сообщить.

— Это отец Кэтрин.

— Это, конечно, кое-что объясняет, но я не могу понять, причину этого фарса, который только что сейчас был. Он не знает, что Кэти его дочь?

— Он не знает, что я вдова.

Злюсь на дотошность Кевина, злюсь на себя, что продолжаю переживать за Германа, хотя не должна. Нет во мне уверенности, что правильно поступила, но что сделано, то сделано. Завтра Соболь улетает. Через полторы недели у Кэтрин день рождения, прибудет чета Тайсум с наследниками, не будет у меня времени думать о Германе и о том, что он по-прежнему меня волнует.

— Сдается мне, что ты по-прежнему сохнешь, как школьница, по этому типу.

— Ничего подобного, - резко отрицаю, Кевин смеется, качнув головой. Прикусываю губу, наблюдая, как «пасынок» направляется к своему джипу, чтобы вытащить из него несколько пакетов.

Не сохну я по Соболю. Все давно отболело, перегорело. Слишком много боли он мне принес в жизнь, много страхов и переживаний. Я не готова рисковать Кэтрин, ради того самого обжигающего чувства, которое было только с ним. Не готова.

Зажмурив глаза, вспоминаю вкус его губ, твердость его тела. И непроизвольно глухо стону, сжимая бедра. Ночью, теперь днем я борюсь внезапными приступами возбуждения, которые неожиданно возникают из ниоткуда и так же внезапно проходят, оставляя чувство неудовлетворения.

На ужине Герман не появляется, я не на штуку начинаю за него тревожиться. До последнего жду его прихода, увы, знакомый силуэт так и не появляется в столовой. На время меня отвлекает Кэтрин, готовлю малышку ко сну, рассеянно читаю ей про «Аленький цветок», с напряжением поглядываю на дверь в комнату. Она не заперта.

Дочка быстро засыпает, я иду принимать душ. Переодеваюсь в домашние штаны и футболку, сажусь в кресло и продолжаю ждать. Через полчаса понимаю, Герман не придет. И тут вновь накрывает меня тревога. Накидываю на плечи плед, спускаюсь на первый этаж. Перед выходом заглядываю на кухню, накладываю в тарелку мяса, овощей, беру пару кусков хлеба. В каком бы состоянии не был мужик, поесть он любит в любой ситуации, если только не умер.

Домик погружен в темноту. Если бы не машина, на которой приехал Герман, я подумала, что его нет на ранчо. Как ни странно, дверь не заперта, я спокойно переступаю порог и замираю. Всматриваюсь в темноту, замечаю неподвижное тело на кровати. Торопливо ставлю тарелку на стол и на цыпочках подхожу ближе. Герман лежит на спине, одна рука покоится на животе, другая закинута за голову. Единственный свет – это уличные фонари, которые слабо освещают сейчас мужчину на кровати. Прищуриваюсь, воровато разглядываю обнаженный торс Соболя, во рту становится сухо. Его грудь размеренно поднимается – опускается. Я хочу безумно к нему прикоснуться, до ломоты в пальцах, но не могу. Не могу позволить себе сорваться в эту пропасть темной страсти.

Взгляд опускается на живот, еще ниже... резко вскидываю глаза к лицу Германа. Он все так же лежит с закрытыми глазами, крепко спит. Ему невдомек, как я сейчас изнываю от желания раздеться и прижаться к его телу. Не знает он, как горят губы в жажде прикоснуться к прохладной коже, лизнуть языком, ощутить солоноватость на кончике.

Сгребаю остатки воли в одну кулак, делаю над собой усилие, отшагиваю от кровати от греха подальше. Только начинаю отворачиваться, меня хватают за руку и дергают. Мой крик заглушают властные губы. Я дергаюсь всем телом, но крепко держат. Герман ловко подгребает меня под себя, не переставая рьяно терзать мой рот. Я кожей чувствую его дикий голод, который откликается где-то внутри меня. Отчаянно выкручиваю руки, извиваюсь под тяжестью мужского тела, стараясь не дышать, не вдыхать его запах, от которого у меня все плывет.

Поднимает мои руки у меня над головой, ныряет горячей ладонью под футболку, сжимает грудь. Я мычу ему в губы, чувствуя, как предательский жар наполняет низ живота. Коленом раздвигает мои ноги, прижимается к моим бедрам, не скрывая от меня свое твердое желание обладать мной.

 — Герман... – хриплю ему в губы, когда ослабевает напор поцелуя. – Не надо... – в голосе предательски звучат умоляющие нотки.

Он напрягается надо мной, поднимает голову. В темноте его глаза пылают, обжигают своей первобытной жаждой обладать. С напряжением жду его действий. Если ему захочется взять меня силой, он возьмет. Ни мольбы, ни крики, ни слезы его не остановят. Только это будет окончательный крах между нами.

— Иди, - садится на кровать, ставит локти на колени, обхватывает голову руками. Я, подтянув ноги к груди, неуверенно кошусь на его застывшую позу. Поддаюсь порыву, вскидываю руку.

— Марьяна, иди, ради бога, - рычит утробно, отклонив голову в сторону. Мои пальцы успевают легонько коснуться его волос. Одна часть меня вопит не медлить и бежать отсюда со всех ног, другая часть умоляет остаться, позволить себе немного почувствовать желанной. Я слушаюсь первую часть, в моей комнате спит то, ради чего я сейчас должна держать себя в руках.

Дважды повторять мне не стоит. Натягиваю плед на плечи, не оглядываясь, оставляю Германа позади. Надеюсь навсегда.