Малышка тем временем разозлилась на что-то, вскочила и принялась топтать только что построенную башню босыми ножками. Николас расхохотался и подхватил ее на руки.
– Μπαµπάκα, άσε µε να φύγω![1] – гневно вскричала она по-гречески.
А затем, выкрутившись у него в руках, обернулась к Ольге и крикнула ей уже по-русски:
– Мама!
Ольгу поражало то, как точно девочка чувствует язык. В таком возрасте многие дети едва осваивали первые пару слов – и это на одном языке. Мария же, с которой мать говорила по-русски, а отец по-гречески, живо повторяла за ними звуки и отлично знала, на каком языке к кому следует обращаться. Конечно, словарный запас у нее пока был небольшой, но его вполне хватало, чтобы объяснить – а вернее, потребовать – все, что ей нужно.
Ольга поднялась с шезлонга и направилась к ним. Николас осторожно поставил девочку на песок, и она помчалась к ней, раскинув ручки. Ольга поймала ее, подхватила и поцеловала, жадно вдыхая сладкий запах влажных детских волос. Николас обнял их обеих сильными руками, и в ту же секунду издали раздались величественные певучие звуки вечернего азана.
Мобильный в кармане летних брюк зазвонил ровно в тот момент, когда Мария, кое-как лепеча и смешно выговаривая слова, пыталась объяснить Ольге, что папа все сделал не так и испортил ее песчаное строение. Ольга выслушала дочь до конца, улыбнувшись, сказала:
– Ай-ай, нехороший папа. Заставим его построить тебе новый замок, на этот раз настоящий.
– Я выстрою! – уверенно отозвался Николас, уже научившийся разбирать простейшие русские фразы. Отвечал он, правда, по-английски. – Выстрою для моей принцессы самый настоящий дворец. Ты знаешь, ведь мой прадед по отцовской линии был каменщиком, у меня это в крови.
Он повторил все то же по-гречески, для дочери. И когда Мария начала с интересом расспрашивать, какой будет замок и будут ли там лошадки, Ольга наконец вытащила из кармана разрывавшийся телефон и ответила на звонок.
– Нужно поговорить, – коротко сообщил Иван. – Появилась важная информация.
* * *
– Насколько этим сведениям можно доверять? – спросила Ольга, хмуро разглядывая фото на экране компьютера.
– Разговор с Михаилом у нас был еще несколько месяцев назад. Но я не сообщал тебе, пока сам все не перепроверил, – отозвался Иван, кажется, обидевшийся, что его подозревают в недобросовестности.
– Ну-ну, не заводись, – усмехнулась Ольга. – Сам понимаешь, трудно поверить в то, что он все время был так близко.
Она снова и снова возвращалась к фотографиям, на одной из которых ее хороший знакомый и многолетний партнер турок Аслан Теветоглу, сидя в инвалидной коляске, открывал благотворительный фонд помощи детям с ДЦП, а на другой во время бизнес-завтрака самых влиятельных бизнесменов Турции здоровался за руку лично с ней, Ольгой Котовой.
А следом шли другие фото, где человек по фамилии Мамедов, почти не напоминающий Аслана и носящий кликуху Алик Бакинский, молодой и совершенно здоровый сидит в сауне вместе с покойным Рябым (которому она лично снесла голову), играет в карты с еще молодым Беловым на пляже санатория в Дагомысе и высовывается из окна синего «Сааба» на оживленной московской улице девяностых годов. И от этих снимков к горлу подкатывала тошнота. На них был запечатлен один из тех, кто на глазах у восьмилетней Ольги расправился с ее родителями, третий убийца, которого она за двадцать лет так и не смогла найти.
Следом шли сканы заключения из клиники пластической хирургии в Москве, в которых в подробностях описано было, какие операции были проведены мистеру Аслану… Изменение формы носа, скул, губ, разреза глаз. Очевидно было, что после такого хирургического вмешательства узнать человека будет практически невозможно.
– Ты смотри на мелочи, – наставительно произнес Иван. – На форму пальцев, например… Вот погляди.
Склонившись над экраном, он защелкал мышкой, увеличивая изображение. На экране застыл взятый крупным планом большой палец московского бандита. Палец был вывернутый, с характерно коротким, едва доходящим до середины подушечки ногтем. Затем Иван точно так же увеличил современную фотографию, и Ольга убедилась, что у бизнесмена Аслана ноготь на большом пальце правой руки был точно такой же.
Приглядевшись к снимкам повнимательнее, она заметила и следы пластики, на которые не обращала внимания раньше. Неестественно натянутая кожа, необычная форма глаз… Это же очевидно, как она могла не догадаться? Но ей и в голову не приходило, что Аслан, прекрасно говоривший по-турецки, может быть не коренным жителем, а изменившим внешность беглецом из ее родной страны. Алик Бакинский… Что ж, это многое объясняет. Для человека, родным языком которого является азербайджанский, выучить турецкий и бегло говорить на нем без акцента – не проблема.
В глазах на мгновение потемнело, Ольгу захлестнуло гневом, отчаянием, досадой на себя за то, что не почувствовала, не поняла. Она столько лет жила только мыслью о том, чтобы отомстить уродам, убившим ее родителей, лишившим ее нормального детства, семейной любви, будущего. А оказалось, что с одним из них она жила практически бок о бок последние семь лет. Вела дела, даже советовалась порой и иногда вступала в отвлеченные полудружеские разговоры. Он знал, кто она такая? И посмеивался про себя, понимая, что волчонок, которого он некогда лишил своей стаи, вырос в опасного зверя, способного разорвать его на клочки? Наверное, ему нравилось вот так играть с огнем. Это задевало самолюбивые струнки, подогревало остатки любви к жизни, еще теплившиеся в его почти бесполезном изломанном теле.
Спокойно. Нельзя поддаваться эмоциям. Сначала все проверить, убедиться, что это не подстава. И, если все окажется правдой, действовать. На секунду Ольгу ошеломила мысль, что от достижения цели ее отделяет всего лишь жалкий старик, инвалид-колясочник, избавиться от которого будет несложно. А что потом? Что она станет делать, когда ее самое главное стремление осуществится? Ладно, об этом она подумает после.
– Михаила сюда, – коротко скомандовала она Ивану, стараясь не выдать голосом, в каком состоянии.
Тот отрывисто бросил в рацию указание, и через две минуты в кабинет входил охранник Марии.
– Рассказывай, – кивнула ему Ольга на стул возле компьютерного стола. – Знаешь этого фигуранта?
– Конечно, Алик Мамедов по кличке Бакинский, – просмотрев фотографии, подтвердил Михаил. – Разыскивался за убийства с особой жестокостью, организацию разбойных нападений, незаконное хранение оружия, рэкет… А лет десять назад пропал, как в воду канул. Очень серьезные люди его искали, и никаких следов.
– Эту часть можешь не рассказывать, – усмехнулась Ольга. – Одним из этих серьезных людей была я.
– Ну и поговаривали, что, мол, Алик Бакинский пластику сделал, рожу себе перекроил, чтобы уж точно никто никогда его не достал. Я думал, может, брехня. А может, и нет. Вообще, так поступали многие авторитеты после девяностых, когда хотели отмазаться от своих былых дел.
