Работа Мастера всегда кропотливая и сложная и требует от него максимальной сосредоточенности и привязки.
— Начни с моей комнаты, — предлагаю довольной Шиире.
«Уже начала», — хвастается своей предусмотрительностью она.
глава 12
«Приют радости» — кособокое старое здание, которое каким-то невероятным образом оказалось в центре новостроек банковского квартала. Со всех сторон — пафосные фасады и роскошные, покрытые позолотой вывески, несколько кофеен — и обитель маленьких беспризорников. Я лично привезла копию патента на владение, чтобы убедиться, что детей не выставят вон.
И, как оказалось, не прогадала, потому что нос к носу столкнулась с похожей на цаплю тали’сой Мирриной, герцогиней Дафи. Всегда терпеть ее не могла, хоть причина для этого была самая что ни на есть подходящая — она очень настойчиво пыталась выдать свою дочь за Эвана и преуспела в этом больше остальных. Дело дошло до помолвки, но Эван разорвал ее сразу после того, как началась уродливая история нашей опальной семьи.
Я даже не удивлена, что она приволокла с собой целую свору мордоворотов и хромого счетовода в пенсне и с жирным блестящим лбом.
— Могу я узнать, что здесь происходит? — интересуюсь нарочно без приветствия.
Маррина поворачивается и смотрит на меня с высоты своего внушительного роста. Ее «выдающийся» нос давно стал главной насмешкой столицы, поэтому как никогда тяжело удержаться и не пошутить по поводу того, что клевать меня в людном месте будет слишком неосмотрительно. Но она, судя по взгляду, с удовольствием именно это и сделала бы.
— Дэш, — протягивает мое имя с заметным шипением, как будто ей мешает раздвоенный язык. — Я была уверена, что разговоры о твоем возвращении просто очередная чепуха.
Она с отвращением и возмущением оценивает мой наряд: брючный костюм для поездок в мужском седле. Вот теперь можно не сомневаться, что мои кости будут глодать все сплетницы Фрибурга.
— Рада, что собственной персоной развенчала твою иллюзию, — улыбаюсь в ответ.
Мое «тыканье» ей явно не по душе, ведь она на каждом углу кричит, что в родстве с правящей династией, а значит, мне положено отвешивать ей поклоны. Не дождется.
— И так, повторю вопрос: что здесь происходит?
— Она хочет нас выгнать, — говорит голос у меня за спиной.
Прошмыга — и как он там оказался? Во истину говорят, что у выросших на улице просто удивительная способность становиться бесшумными невидимками.
Грим вручает мальчику огромную корзину всякой домашней стряпни — она такая тяжелая, что Прошмыге приходится взять ее двумя руками, и он довольно кряхтит от этой тяжести. Я присаживаюсь рядом и поправляю на мальчишке рубашку. Надо бы прислать сюда чистых вещей: их обноски уже никакая штопка не спасет.
— Передай это своим братьям и сестрам и скажи, что никто вас отсюда не выгонит. Вот, — кладу в корзину копию патента, — это очень важный документ. Он подтверждает, что «Приют радости» принадлежит вам до тех пор, пока под его крышей есть хотя бы один воспитанник. Показывайте это всем, кто будет вас тревожить. И не потеряйте.
Мальчишка смотрит на меня так, будто я волшебная фея из сказки и приходится подтолкнуть его шевелить ногами, потому что разговор с чванливой Цаплей явно не для детских ушей.
— Не успела приехать — и уже всюду суешь свой нос? — злится герцогине.
— Ну что ты, Маррина, совать нос — это твоя прерогатива. — Я прыскаю в кулак, подчеркивая, что говорю совсем не в переносном смысле.
— Эта земля принадлежит мне, — все больше распаляется она.
— Ты ошиблась или же тебя просто облапошили.
Герцогиня тычет мне в лицо каким-то документом, но я не успеваю ничего рассмотреть, потому что из-за поворота выезжает эскорт вооруженных до зубов стражников, в центре которых — великий герцог Росс. И, конечно, он не может проехать мимо и не узнать, в чем дело.
Мы с Цаплей присаживаемся в реверансе. Эван спешивается, проходит мимо герцогини и тянет меня вверх, предлагая распрямиться. Бросаю косой взгляд на Цаплю и посылаю ей триумфальную улыбку, ведь ее вежливость великий герцог просто проигнорировал. Строго говоря, если она распрямится без его разрешения, ее запросто могут приковать к позорному столбу и высечь на потеху беднякам.
— Дэш, — Эван подносит мою руку к губам, но от поцелуя воздерживается. Просто поглаживает кожу между костяшками пальцев. — Даже не сомневался, что ты будешь на стороне нищих и обездоленных.
Конечно, он нарочно унижает меня. И делает это изящно — комар носа не подточит. И я знаю, что должна держать себя в руках и просто игнорировать нападки, за которыми нет ничего, кроме желания сказать мне, что с тех пор, как моя семья потеряла все — я больше никто, такая же обездоленная голодранка, только с деньгами, которые получила хитростью и обманом. Ведь Эвану и в голову не придет, что даже брак по расчету может строиться на уважении и доверии. И что старый герцог был моим мудрым наставником. Но пусть думает, что угодно. Это ведь Эван — большая властная задница. И я буду улыбаться и делать вид, что наслаждаюсь его грубыми знаками внимания и попытками меня задеть. Рано или поздно, но мое сердце перестанет так реагировать на его появление.
Надеюсь на это.
— Из-за чего переполох? — Эван опускает взгляд вниз по моему телу, словно я роза — и он пересчитывает количество шипов, о которые придется поранить ладонь, прежде чем завладеть цветком. — Почему, демоны задери, ты всегда в центре какого-то скандала?
— Она пытается оспорить мое право на владение землей, — немного визгливо вмешивается Цапля.
Уууу, это она очень зря. Мне даже не нужно смотреть, как сузились глаза великого герцога Расса, чтобы знать, как ему не по душе такие выходки. Мало того, что посмела открыть рот без его разрешения, так еще и заговорила не в свою очередь, ведь вопрос был явно адресован мне.
— Тали’са, не припоминаю, чтобы разрешал тебе говорить, — не поворачивая головы, мягко произносит он, но от этой мягкости даже у меня мурашки бегут по телу. И совсем не те мурашки, которые этот мужчин способен вызвать у женщины одной своей интонацией. Я уже слышала этот мягкий голос раньше и помню, какие разрушения он приносит вслед за собой. — Или меня память подводит?
Герцогиня охает и присаживается в еще более глубоком реверансе. Фактически, чуть не становится на колени. Я смотрю на нее и запоминаю каждый миг: вот чего может стоить одна нелепая выходка. Слава Триединым, я умнее этой стервы, и мне не придется изображать из себя сожалеющий знак вопроса на потеху всем местным. Стоит ли говорить, что вся чумазая детвора сиротского приюта тут же высыпала на улицу полюбоваться редкостным зрелищем. Нет ничего слаще, чем видеть униженным своего обидчика, и я вместе с ними с удовольствием наслаждаюсь процессом моральной порки.
